Марк ЛьюисБиология желания. Зависимость – не болезнь


Почему люди так легко на все подсаживаются? У современного человека много зависимостей. Мы сидим в социальных сетях, играем в компьютерные и азартные игры, тратим на покупки намного больше, чем собирались, пьем, курим или фанатично занимаемся спортом.

Но почему тогда психиатры и психологи называют болезнью только алкогольную или наркотическую зависимость? А, например, не безответную любовь, которая тоже является зависимостью с печальными последствиями?

Марк Льюис - когнитивный нейробиолог и бывший зависимый - объединяет простые истории человеческой жизни с четким научным объяснением. "Биология желания" дает надежду каждому, кто либо борется с зависимостью сам, либо помогает бороться другим.

Наш мозг ищет удовольствий и расслабления в мире, который не отвечает ему взаимностью. Мозг непрерывно перестраивает себя, обучаясь и развиваясь. Как только у нас появляется какая-то зависимость, этот процесс резко ускоряется, ведь нашему мозгу регулярно предлагаются весьма привлекательные "призы".

Спорная диагностика
Благодаря открытиям медицины, мы в большинстве своём перестали думать о зависимых как просто о безответственных аморалах, безвольных тюфяках или поддавшихся страстям грешниках. Мы знаем, что длительное употребление наркотиков или алкоголя приводит к необратимым изменениям мозга. Слышали даже, что аналогичные изменения происходят при нехимических видах зависимости: от игр, еды, интернета, шоппинга. И готовы на вопрос о том, что такое зависимость, ответить — это болезнь.

У такого взгляда на зависимость есть немало плюсов. Самый главный — признав зависимость болезнью, мы гарантируем, что у зависимых будет право на помощь, поддержку и лечение. Кроме того, так легче добиться проведения новых исследований этого заболевания, разработки более совершенных лекарств. А на последних можно ещё и нехило заработать.

Есть, однако, очень серьёзный минус — признание себя беспомощной жертвой болезни мешает реабилитации пациента.

«Большинство выздоровевших зависимых, с которыми я разговаривал, предпочитали считать себя свободными от зависимости — не излечившимися, не в ремиссии. Преодолев свою зависимость за счёт серьёзных усилий, интенсивного самоанализа, смелости и способности заново открыть для себя жизненные перспективы, <...> они считают, что выросли над собой и стали сильнее» — Марк Льюис

Льюис предлагает другой взгляд на зависимость, который сконцентрирован не на том, как зависимость поражает мозг, а, наоборот, на том, как мозг эту зависимость формирует.

Ужасы привычки
Самое прекрасное свойство нашего мозга — он пластичен, легко адаптируется к трудностям и изменяется, чтобы научить нас с ними справляться. Без постоянных и существенных изменений на клеточном уровне мозг функционировать не может. Эта изменчивость — причина, по которой человечество столь много достигло, она же — причина многих бед.

Первородный грех, о котором вы наверняка слышали, если и существует, то вот где — в нашем ко всему привыкающем мозгу.
Большинство изменений происходят в двух структурах мозга, которые покрыты сетью так называемых «программируемых» клеток. Это кора больших полушарий и лимбическая система (миндалина, гиппокамп и полосатое тело).

«Хотя исходно нейроны в мозге у всех людей расположены одинаково, связи между ними — синапсы, исчисляемые триллионами, — сконструированы так, что могут меняться радикальным образом. Эти изменения идут всю жизнь, являясь реакцией на наш опыт. И каждая волна синаптических изменений влияет на то, как мы воспринимаем окружающий мир» — Марк Льюис

Чтобы как-то сжиться с этими постоянными изменениями, мы вырабатываем «привычки». Речь идёт не только о каких-то вредных пристрастиях — в форме таких привычек усваиваются и культурные нормы, например правила поведения или сексуальные стереотипы; и даже черты характера, например подозрительность.

«Но когда эти паттерны поведения многократно активируются, формирующие нейронные пути начинают укрепляться, их детали прорабатываются и стабилизируются и, наконец, высекаются из камня (или хотя бы из плоти)», — пишет Льюис.

Именно так и формируется наша личность. Зависимость, по Льюису, — это такой же паттерн, заученный мозгом до мучительной привязанности. С каждым разом эта привычка укрепляется в нас всё больше, отказаться от неё становится всё сложнее. Дело не в слабой воле — просто мозг уже знает, как быстрее и эффективнее получить желаемое.

В этом главное отличие подобного взгляда от теории зависимости-болезни. Изменения, происходящие в мозгу при формировании зависимости, вызваны не объектом вашего желания, это плод собственно работы мозга.

Что значит «желать»?
Всё, что делает человек, преследует какую-то цель. Даже ничегонеделание — оно нужно для отдыха. Должностная обязанность формировать мотивацию в мозгу лежит на полосатом теле. Оно — центр контроля наших действий, и оно же сообщает нам о том, что цель достигнута. Например, вы получили удовольствие. Или расстроились.

Полосатое тело, пишет Льюис, постоянно учится на собственном опыте: запоминает, что вам понравилось и как вы этого достигли. И предлагает повторить — «переводит прошлые удовольствия в актуальные желания». Оно посылает сигналы, намёки — напоминает о вкусном пирожном, приятном сексе, расслаблении за компьютером после рабочего дня. Или о ещё более сильных стимулах, таких как наркотик.

Эти сигналы поступают с помощью дофамина — нейромедиатора, который направляется к полосатому телу из центра мозга. Дофамин стимулирует центр удовольствия, и чем его больше, тем сильнее тяга к объекту желания. Но почему от этой тяги так сложно избавиться, почему нельзя просто переключиться с неё на что-то другое? Здесь есть две проблемы. Первая — сиюминутная привлекательность объекта желания, при которой другие цели обесцениваются.

«Одна из главных функций дофамина — помочь мозгу выделить доступные цели. Ближайшие цели — это доступные цели, и нейронные сети полосатого тела растут с притоком дофамина, когда такая цель объявляется и кричит: вот она я! Волна дофамина развеивает привлекательность прочих целей» — Марк Льюис

Проблема вторая — зависимость нарушает работу механизмов когнитивного контроля. Поначалу контролирующие функции находятся у префронтальной коры — она управляет нашими рассуждениями и интуицией, помогает приспособить опыт к новым реалиям. На ранних стадиях зависимости она находится в согласии с полосатым телом и посылает такие сигналы: «Мне это нравится, я получаю от этого удовольствие и буду продолжать, мне просто нужно себя контролировать». При развитии зависимости происходит рассогласование между этими двумя отделами мозга.

«Привычки освобождаются от контроля со стороны вышестоящего органа, поскольку полосатое тело больше не просит содействия и перестаёт посылать просьбы об участии префронтальной коры в принятии решений», — пишет Льюис.

Это приводит к автоматизации действий зависимого, направленных только и исключительно на достижение желаемого. То, что когда-то было импульсивным и приятным, стало компульсивным, навязчивым и болезненно необходимым. Тут уже не идёт речь о получении удовольствия — мозг делает всё для того, чтобы нужный паттерн просто был реализован, любой ценой и как можно быстрее.

Не заставлять, а мотивировать
В заключении книги Льюис размышляет о том, как наилучшим образом способствовать преодолению зависимости. Он выступает против принуждения, насилия и унифицирующих лечебных практик, при которых пациент должен просто строго следовать предписаниям врачей, а его мотивация и индивидуальные характеристики в расчёт не берутся.

По мнению Льюиса, в первую очередь зависимому нужно помочь сформировать образ будущего без зависимости и всячески этот образ поддерживать. Психотерапия или медитация, дружеские разговоры или собрания анонимных шопоголиков, длительный отпуск или временная изоляция — эффективность помощи больше зависит не от её характера, а от того времени, когда её предлагают. Максимально эффективно помочь можно, уловив тот момент, когда зависимый сам проявляет желание освободиться. Когда легче всего убедить человека в том, что зависимость — это не жуткое чудище, которое всё время нужно держать на цепи, а преодолеваемая стадия личностного развития, после перехода с которой будет только лучше.


Марк Льюис

Биология желания. Зависимость - не болезнь

Предисловие

В последние годы широкая общественность всерьез обеспокоена тем вредом, который зависимые (аддикты) причиняют себе и другим людям. И наше восприятие проблемы зависимости постепенно трансформируется и становится более продвинутым. Мы уже не ставим знак равенства между нравственной слабостью и зависимостью. Мы уже не так склонны смотреть на зависимых, как на людей безвольных, бесхребетных, потакающих своим желаниям. Становится все сложнее отмахиваться от зависимости и считать, что она касается только угрюмых подростков из бедных кварталов, которые подходят к нашим машинам на светофоре. Мы видим, что зависимость может проникнуть в каждый дом. Она нападает на наших политиков, наших актеров, наших родственников и часто на нас. Эта проблема становится привычной и ожидаемой, как загрязнение окружающей среды или рак.

Разобраться в том, что представляет собой зависимость, стало жизненно необходимо. Первое, что приходит на ум большинству людей, это объявить зависимость болезнью. Что еще, кроме болезни, может поразить человека в любое время и лишить его здоровья, самоконтроля и даже жизни? Многие уважаемые организации общественного здравоохранения и врачи называют зависимость болезнью. Исследования последних двадцати лет неопровержимо доказали; что злоупотребление ПАВ (психоактивными веществами) сопровождается изменениями структуры и функции мозга. А в генетических исследованиях были выявлены наследственные признаки; носители которых предрасположены к развитию зависимости. Все это вроде бы закрывает вопрос об определении зависимости как болезни - физической болезни. Такое представление целесообразно; по-своему удобно и вписывается в общую реальность; так как дарит надежду на излечение или как минимум позволяет сохранять терпение. Если зависимость - болезнь; то она должна иметь причину, течение и, возможно, лечение или хотя бы признанные методы лечения. Это означает, что мы можем передать себя в руки профессионалов и следовать их рекомендациям.

Но на самом ли деле зависимость - болезнь? Эта книга показывает, что все не так просто. Зависимость возникает скорее из целенаправленного повторения одних и тех же мыслей и действий, которые становятся привычными. Таким образом, зависимость развивается - она заучивается, - но нередко заучивается быстрее и укореняется сильнее других привычек из-за резкого сокращения поля внимания и влечения. Внимательное изучение деятельности мозга проливает свет на роль желания в этом процессе. Нейронная сеть желания управляет предвосхищением, направленным вниманием и поведением. Поэтому самые привлекательные цели будут преследоваться снова и снова, а остальные цели будут терять привлекательность, и это повторение (а не сами наркотики, выпивка или игры) меняет нейронные взаимосвязи. В основе этого процесса, равно как и в основе возникновения любых других привычек, лежат нейрохимические обратные связи, которые функционируют в мозге каждого нормального человека. Но при возникновении зависимости повторяющееся поведение более регулярно, поскольку желание появляется очень часто, а спектр желаемого резко сужается. Зависимость развивается из тех же чувств, которые привязывают любовников друг к другу и детей к родителям. И она строится на тех же когнитивных механизмах, которые заставляют нас предпочитать краткосрочные выгоды долгосрочным преимуществам. Зависимость бесспорно деструктивна, но она к тому же безоговорочно нормальна: риск ее возникновения заложен в проекте под названием «человек». Вот почему ее так сложно описать с социальной, научной и клинической точек зрения.

Я считаю, что представление о зависимости как о болезни ошибочно, и эта ошибка усугубляется необъективной трактовкой данных нейробиологии, а также привычкой врачей и ученых игнорировать роль личностных особенностей в развитии патологических состояний. Эту концепцию можно заменить, не избегая разговора о биологии зависимости, а исследуя ее более пристально, в связи с жизненным опытом зависимого. Врачи-исследователи правы в том, что мозг изменяется под влиянием зависимости. Но то, как он изменяется, связано с научением и развитием мозга, а не с болезнью. Таким образом, возникновение зависимости можно рассматривать как каскад процессов развития мозга, часто предваряемый проблемами в детстве и всегда спровоцированный сужением круга интересов и повторяющимися циклами приобретений и потерь. Как любой итог развития, зависимость сложно обратить вспять, поскольку она - результат реструктуризации мозга. Как любой итог развития, она возникает благодаря пластичности нервных связей, однако ее основное последствие - это уменьшение пластичности мозга, по крайней мере, на какое-то время. Зависимость - это привычка, которая, как и многие другие привычки, укореняется за счет ослабления самоконтроля. Зависимость - это безусловно плохое состояние для самого зависимого человека и для всех связанных с ним людей. Тем не менее тяжелые последствия зависимости еще не делают ее болезнью, точно так же, как последствия насилия не делают насилие болезнью, или как последствия расизма не делают его болезнью, или как безрассудная страсть к жене соседа не делает неверность болезнью. По последствиям мы судим о всем вышеперечисленном как об очень плохих привычках.

Всем участникам моего интернет-сообщества, которые великодушно делились своим опытом и мыслями, и тем пяти, которые позволили рассказать их истории здесь


Научный редактор

Юлия Краус, ведущий научный сотрудник кафедры биологической эволюции биологического факультета МГУ, кандидат биологических наук.

Переводчик Н. Суслова

© ООО Издательство "Питер", 2016

Copyright © by Marc Lewis, 2015

© Перевод на русский язык ООО Издательство «Питер», 2017

© Издание на русском языке, оформление ООО Издательство «Питер», 2017

© Серия «Pop Science», 2017

Предисловие

В последние годы широкая общественность всерьез обеспокоена тем вредом, который зависимые (аддикты) причиняют себе и другим людям. И наше восприятие проблемы зависимости постепенно трансформируется и становится более продвинутым. Мы уже не ставим знак равенства между нравственной слабостью и зависимостью. Мы уже не так склонны смотреть на зависимых, как на людей безвольных, бесхребетных, потакающих своим желаниям. Становится все сложнее отмахиваться от зависимости и считать, что она касается только угрюмых подростков из бедных кварталов, которые подходят к нашим машинам на светофоре. Мы видим, что зависимость может проникнуть в каждый дом. Она нападает на наших политиков, наших актеров, наших родственников и часто на нас. Эта проблема становится привычной и ожидаемой, как загрязнение окружающей среды или рак.

Разобраться в том, что представляет собой зависимость, стало жизненно необходимо. Первое, что приходит на ум большинству людей, это объявить зависимость болезнью. Что еще, кроме болезни, может поразить человека в любое время и лишить его здоровья, самоконтроля и даже жизни? Многие уважаемые организации общественного здравоохранения и врачи называют зависимость болезнью. Исследования последних двадцати лет неопровержимо доказали, что злоупотребление ПАВ (психоактивными веществами) сопровождается изменениями структуры и функций мозга. А в генетических исследованиях были выявлены наследственные признаки, носители которых предрасположены к развитию зависимости. Все это вроде бы закрывает вопрос об определении зависимости как болезни – физической болезни. Такое представление целесообразно, по-своему удобно и вписывается в общую реальность, так как дарит надежду на излечение или как минимум позволяет сохранять терпение. Если зависимость – болезнь, то она должна иметь причину, течение и, возможно, лечение или хотя бы признанные методы лечения. Это означает, что мы можем передать себя в руки профессионалов и следовать их рекомендациям.

Но на самом ли деле зависимость – болезнь? Эта книга показывает, что все не так просто. Зависимость возникает скорее из целенаправленного повторения одних и тех же мыслей и действий, которые становятся привычными. Таким образом, зависимость развивается – она заучивается, – но нередко заучивается быстрее и укореняется сильнее других привычек из-за резкого сокращения поля внимания и влечения. Внимательное изучение деятельности мозга проливает свет на роль желания в этом процессе. Нейронная сеть желания управляет предвосхищением, направленным вниманием и поведением. Поэтому самые привлекательные цели будут преследоваться снова и снова, а остальные цели будут терять привлекательность, и это повторение (а не сами наркотики, выпивка или игры) меняет нейронные взаимосвязи. В основе этого процесса, равно как и в основе возникновения любых других привычек, лежат нейрохимические обратные связи, которые функционируют в мозге каждого нормального человека. Но при возникновении зависимости повторяющееся поведение более регулярно, поскольку желание появляется очень часто, а спектр желаемого резко сужается. Зависимость развивается из тех же чувств, которые привязывают любовников друг к другу и детей к родителям. И она строится на тех же когнитивных механизмах, которые заставляют нас предпочитать краткосрочные выгоды долгосрочным преимуществам. Зависимость бесспорно деструктивна, но она к тому же безоговорочно нормальна: риск ее возникновения заложен в проекте под названием «человек». Вот почему ее так сложно описать с социальной, научной и клинической точек зрения.

Я считаю, что представление о зависимости как о болезни ошибочно, и эта ошибка усугубляется необъективной трактовкой данных нейробиологии, а также привычкой врачей и ученых игнорировать роль личностных особенностей в развитии патологических состояний. Эту концепцию можно заменить, не избегая разговора о биологии зависимости, а исследуя ее более пристально, в связи с жизненным опытом зависимого. Врачи-исследователи правы в том, что мозг изменяется под влиянием зависимости. Но то, как он изменяется, связано с научением и развитием мозга, а не с болезнью. Таким образом, возникновение зависимости можно рассматривать как каскад процессов развития мозга, часто предваряемый проблемами в детстве и всегда спровоцированный сужением круга интересов и повторяющимися циклами приобретений и потерь. Как любой итог развития, зависимость сложно обратить вспять, поскольку она – результат реструктуризации мозга. Как любой итог развития, она возникает благодаря пластичности нервных связей, однако ее основное последствие – это уменьшение пластичности мозга, по крайней мере, на какое-то время. Зависимость – это привычка, которая, как и многие другие привычки, укореняется за счет ослабления самоконтроля. Зависимость – это безусловно плохое состояние для самого зависимого человека и для всех связанных с ним людей. Тем не менее тяжелые последствия зависимости еще не делают ее болезнью, точно так же, как последствия насилия не делают насилие болезнью, или как последствия расизма не делают его болезнью, или как безрассудная страсть к жене соседа не делает неверность болезнью. По последствиям мы судим о всем вышеперечисленном как об очень плохих привычках.

Хотя в книге для обоснования точки зрения автора используются данные научных исследований, ее главный рабочий материал – истории обычных людей. Биографии пяти очень разных людей, каждый из которых борется с зависимостью, я рассматриваю как материал, который позволяет с большой наглядностью интерпретировать данные науки о мозге. Я подверг эти истории литературной обработке, разбил на монологи и диалоги, но в том, что касается фактов, они абсолютно достоверны, если не считать использования псевдонимов и неточного порядка реплик в некоторых диалогах. На этих жизненных примерах я покажу, каково это, когда зависимость овладевает человеком, и объясню, на каких изменениях нейронных сетей она покоится. Без сомнения, эти изменения сопряжены с тяжелым периодом в личностном развитии человека. Однако каждую главу я заканчиваю на оптимистичной ноте, следуя за героями в их борьбе с зависимостью, победе над ней и дальнейшем росте – эта фаза часто называется «выздоровление». Кроме того, в книге я привожу различные нейробиологические факты и понятия, которые помогут разобраться, о чем идет речь. Многие зависимые, переставшие быть таковыми, становятся потрясающе интересными, уникальными личностями благодаря постоянной работе над собой и способности схватывать суть происходящего. Такой период лучше считать следующим шагом развития личности, а не «выздоровлением» после болезни.

* * *

Я – нейробиолог и профессор. Моя работа – научить студентов всему тому, что я сам знаю о мозге. Почти всю свою профессиональную жизнь я преподаю и занимаюсь исследованием эмоционального развития и мозга. Но после десяти лет преподавания даже я начал отчаянно скучать на своих лекциях. Что я упустил? Мозг – это базис наших потребностей, желаний, радостей и страданий, наших самых темных моментов и нашей способности преодолевать их. Так почему же я рассказываю о нем, как об анатомической мозаике, схеме печатной платы, нагромождении пояснительных надписей, блоков и стрелок? Как мне описать в красках мучительную реальность мозга, чтобы в студентах вспыхнул огонь? Даже на старших курсах студенты смотрели на меня стеклянным взглядом и остервенело писали конспект. Поднимите глаза! Я буду вещать. Оторвитесь от своих записей и почувствуйте, чем занят ваш мозг. У вас есть прямой доступ к этому знанию. Не через конспекты. Понаблюдайте за собой отстраненно, и вы поймете, что ваш мозг деятельно пересматривает и расширяет ландшафт из мимолетных мыслей, шокирующих ассоциаций и детских порывов. Он – не просто орган рационального мышления, как вас несомненно учили; это биологический двигатель нашей поразительной иррациональности – у него есть темная сторона. Как это работает?

И как мне донести эту мысль до других?

Примерно шесть-семь лет назад я начал более откровенно говорить о собственных сложных эмоциях. Я приводил примеры из своего прошлого, выставляя на всеобщее обозрение темную сторону своего мозга. Интерес студентов заметно возрос. Особенно когда я признался, что был наркоманом с 20 до 30 лет – это я скрывал от общественности почти 30 лет. Предполагается, что профессор не может быть наркоманом – бывшим, настоящим или будущим. Вот когда любопытство студентов просто зашкалило. В то же время я начал пролистывать старые журналы, которые собирал с подросткового возраста и лет до тридцати пяти. Я оживил в памяти сотни травмирующих, ужасных и странных ситуаций переживания кайфа и дезориентации. Я начал читать о мозговых процессах, лежащих в основе зависимости, размышлять о них и, наконец, написал книгу, в которой, как я надеялся, мне удалось свести все воедино. Я говорю о своей предыдущей книге «Мемуары зависимого мозга» (Memoirs of an Addicted Brain ).

Я перестал принимать нелегальные препараты и принимать препараты нелегально, когда мне стукнуло 30 лет. Сегодня, как нейробиолог и преподаватель, я должен выяснить, что случилось со мной тогда, много лет назад. Зачем я так долго дурманил свой мозг? Как мне удалось полностью избавиться от пагубных пристрастий? Проштудировав гору литературы по нейробиологии, я понял, как нейронные сети, занимающиеся поиском целей, берет в плен одна-единственная цель. Наркотик, алкоголь, игра, порно – все что угодно, что удовлетворяет сильное желание, хотя бы частично, но одновременно повышает собственную ценность. Я начал постигать темную сторону мозга, как ученый и как «конечный пользователь», и начал передавать знания студентам увлеченно, четко и, надеюсь, с полным пониманием сути вещей.

Эта книга – моя попытка быть именно таким преподавателем. И хотя у меня есть информация, есть данные о природе зависимости, которые я хочу донести до других, моя задача-максимум заключается в том, чтобы суметь показать проблему с двух точек зрения: точки зрения жизни, которую мы проживаем (включая взлеты и падения), и точки зрения работы мозга, которая делает возможной эту жизнь. Если мы собираемся разобраться в таком сложном и противоречивом понятии, как зависимость, мы должны посмотреть на точку, в которой пересекаются наш жизненный опыт и биология. Именно в этой точке будущие действия человека набрасываются вчерне и выкристаллизовываются. Это та точка, в которой мозг влияет на нашу жизнь, а наша жизнь влияет на мозг.

Глава 1
Определение зависимости

Битва мнений

В последние несколько десятилетий в обществе зависимость все чаще воспринимается как специфический, поддающийся описанию феномен, а не как недостаток нравственности или грехопадение. Однако нет единого мнения, с какой стороны подойти к его описанию. В наших попытках изучить природу зависимости, установить ее причины и исследовать потенциальные стратегии лечения мы вынуждены иметь дело с множеством (как правило, взаимоисключающих) определений. Их можно свести к трем общим категориям: болезнь, выбор и самолечение.

Современная модель болезни трактует зависимость как болезнь мозга. Она характеризуется изменениями в конкретных системах мозга, особенно в тех, которые обрабатывают информацию о вознаграждениях (то есть о ценных для человека результатах его деятельности). Системы мозга, ответственные за предвосхищение вознаграждений, мотивацию на их достижение, оценку и переоценку ценности этих вознаграждений, изменяются под длительным воздействием психоактивных веществ, к которым относится и алкоголь. Ученые обнаружили дополнительные изменения в тех системах мозга, на работе которых основаны сознательный контроль, отложенное удовольствие, а также некоторые возможности абстрактного мышления, например умение сравнивать и прогнозировать результаты тех или иных действий и делать наилучший выбор из возможных. Согласно модели болезни все эти изменения вызваны злоупотреблением психоактивными веществами и необратимы, или, по крайней мере, трудно обратимы. Конечно, модель болезни построена на биологических данных. В ее рамках, анализируя генетические различия и другие факторы предрасположенности, можно объяснить тот факт, что одни люди более подвержены зависимостям, чем другие. А излечение? Ну, такового, по всей видимости, не существует. Зависимость в настоящее время рассматривается как хроническая болезнь. По этой же модели развиваются такие заболевания, как инфаркт, диабет, некоторые виды рака. Для них есть методы лечения, но нет излечения.

Концепция зависимости как выбора рассматривает зависимость с точки зрения сознания, а не биологии, так как придает большее значение изменению мыслительных процессов. Исследователи в области поведенческой экономики, в которой социальная психология сливается с экономическим мышлением, пытаются понять, почему люди склоняются к тому или иному решению и что их заставляет принимать вещества, вызывающие привыкание. Мало кто искренне верит, будто зависимость – хороший выбор, но он часто рассматривается как рациональный в краткосрочной перспективе, когда удовольствие или чувство облегчения, полученные от приема вещества, перевешивают все другие возможные альтернативы. К сожалению, модель выбора предоставляет удобную точку опоры для тех, кто считает зависимых эгоистами, идущими на поводу у своих желаний. Если зависимость это выбор, рассуждают они, зависимые добровольно причиняют вред себе и, что гораздо хуже, другим. Тем не менее другие приверженцы модели выбора указывают на средовые или экономические факторы, не подпадающие под контроль зависимого, такие как бедность и социальная изоляция. Модель выбора лучше, чем модель болезни, объясняет, как зависимому можно освободиться от зависимости. Выбор, как и условия, меняется со временем и окружением. Неудивительно, что когда жизнь налаживается или, наоборот, финансовые и социальные последствия зависимости сводят на нет эффект кайфа, люди решают отказаться от наркотиков. Этим объясняется, к примеру, тот хорошо известный факт, что большинство ветеранов Вьетнама перестали принимать героин, когда вернулись c войны.

Модель самолечения – это сборная солянка. Она частью психологическая, частью медицинская и частью социологическая, но базируется она на анализе мыслительных процессов в периоды роста и развития. Возникающие у детей и подростков эмоциональные проблемы могут разрушать их чувство благополучия. Они пробуют различные стратегии для решения этих проблем, пока не найдут ту, которая работает. Травма – социальная, психологическая или сексуальная – это модное слово для обозначения несчастий, а, согласно данным исследований, в основе тревожности и депрессии часто лежит посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Злоупотребление психоактивными веществами среди людей с ПТСР достигает 60–80 %, а доля ПТСР среди лиц, злоупотребляющих ПАВ, составляет 40–60 %. Это достаточное основание для утверждения, что люди принимают наркотики ради снятия стресса. Хорошо известно, что психоактивные вещества снимают тревожное состояние, прекращают руминацию и улучшают настроение. Является ли самолечение выбором или счастливым (на первый взгляд) случаем, роли не играет. Смысл в том, что алкоголь и наркотики улучшают самочувствие. До поры до времени. Коварный побочный эффект наркотиков состоит в том, что зависимость сама по себе становится источником стресса – часто главным источником стресса, – особенно когда повышается толерантность, опустошается банковский счет и нарастают симптомы отмены. Но это не значит, что модель самолечения неверна. У многих методов лечения есть неприятные побочные эффекты.

Эти три модели зависимости повторяют друг друга до некоторой степени, но из них вытекают совершенно разные следствия для научных исследований, финансирования и предоставления медицинских услуг, от уровня политики государства до предлагаемых пациентам вариантов лечения. Проще говоря, модель болезни отдает лечение в руки профессионалов, обычно врачей (включая психиатров); модель выбора предлагает изменять убеждения и точки зрения, часто с использованием стандартных психотерапевтических техник, таких как когнитивно-поведенческая терапия и мотивационное консультирование; модель самолечения подчеркивает потребность в защите детей и подростков от сильного психосоциального давления, а также в диагностике и лечении проблем развития, которые являются факторами предрасположенности человека к возникновению зависимости.

Все эти модели до некоторой степени целесообразны, но ни вместе, ни по отдельности они не дают четкого объяснения, как работает зависимость и каковы эффективные способы ее лечения. На исследования причин и способов лечения зависимости ежегодно тратятся миллиарды долларов, и без особого успеха. Мы должны досконально разобраться в зависимости, если хотим, чтобы эти доллары не пропадали зря. Мы должны задать ключевые вопросы и получить ответы, крайне важные для человека, попавшего в зависимость: что она собой представляет? как она работает? почему так сложно остановиться? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны закончить войну между определениями и создать согласованную, исчерпывающую модель этого явления.

Фаворит

В те годы, когда я выступал с лекциями, писал книги и статьи, вел блог, мой электронный почтовый ящик был переполнен письмами от зависимых. Некоторые из них находились на пике зависимости, другие выздоравливали, для третьих все давно было позади. Вот отрывок из одного письма, которое я получили за две недели до того, как начал писать эту книгу. Письмо от женщины с метамфетаминовой зависимостью, которую я никогда не видел и вряд ли увижу:

Я не знаю, что делать и куда дальше идти. Я провела однажды несколько дней в центре реабилитации, и они обернулись неделей пребывания в больнице. Я чувствовала себя больной только тогда, когда пыталась бросить: я была почти близка к смерти, валялась с высокой температурой, отказывающими почками и токсемией. Сейчас, три года спустя, зависимость стала гораздо сильнее, и боюсь, в этот раз она меня убьет, причем скоро. Я не знаю, что меня страшит больше: умереть в результате ломки или продолжить употреблять, понимая, что деградирую и что ничего не изменится. Может, так на роду написано? В таком случае жизнь не стоит того, чтобы жить, и будет лучше, если мои дети вырастут без меня. Как бы мне хотелось, чтобы существовало противоядие.

Проблема не только в том, что эта женщина ужасно страдает, но и в том, что ее страдания беспричинны и неподконтрольны ей. Вот как зависимость заставляет человека себя чувствовать и как она выглядит. И вот почему абсолютное большинство склоняется к трактовке зависимости как болезни. Модель болезни, безусловно, фаворит среди современных определений зависимости. Концепция зависимости как болезни принята практически везде, и у большинства зависимых нет другого выбора, кроме как смириться с этим определением и пройти разработанный курс лечения. Однако потеря контроля, характерная для зависимых людей и их семей, это только одна причина для классификации зависимости как болезни. Другие были представлены исследователями и практикующими врачами.

Медицина как наука давно сформировалась и продолжает развиваться дальше, поэтому ее доктрины и методы становятся все более убедительными, их все сложнее игнорировать. Врачи, ученые и организации, отвечающие за систему здравоохранения, считают зависимость болезнью, поскольку, с одной стороны, именно так медицина классифицирует человеческие проблемы. С другой стороны, тщательно продуманные и спланированные исследовательские программы, тянущие на много миллионов долларов, спонсируются ведущими медицинскими организациями, такими как Национальный институт здравоохранения (NIH). Таким образом, неудивительно, что самые громкие исследования тесно связаны с главным направлением развития современной медицины. Конечно, это не значит, будто данные этих исследований не впечатляют. Впечатляют. Однако факт остается фактом: во много раз легче провести убедительное исследование механизмов работы клеток, чем механизмов работы семей или городов, потому что именно на такие исследования выделяют деньги и потому что с клетками проще работать. Есть и третья причина, по которой оказывается поддержка модели зависимости как болезни: она хорошо помогает развиваться двум остальным. Вы скажете, человек сам делает выбор. Но этот выбор очевидно плохой, нелогичный, глупый, саморазрушительный, и нет никаких сомнений, что механизм выбора сломан, так сказать, «болен». Возможно, всему виной вспыхнувшие в 14 лет эмоциональные пожары, которые вы пытались потушить – в соответствии с моделью самолечения. Но прием плохих веществ, не важно, по какой причине, вызывает долговременные физиологические последствия, такие как болезнь.

Дело в том, что мы, на Западе, классифицируем проблемы по группам, даем им уникальные названия и находим технические решения – чем у́же и конкретнее, тем лучше – для решения этих проблем. Именно такова логика западной медицины.

Вот в чем специфика. По определению Национального института по проблемам злоупотребления лекарственными средствами (NIDA – часть NIH), зависимость – это «хроническое рецидивирующее заболевание мозга, характеризующееся компульсивным поиском и употреблением психоактивных веществ, несмотря на вредные последствия». Если говорить более конкретно, то меняется метаболизм дофамина, нейромедиатора, играющего ключевую роль в мотивационном и направленном на достижение цели поведении. Со временем только принимаемое зависимым вещество становится способным вызвать выброс дофамина в участках мозга, связанных с формированием мотиваций и намерений человека. Это общепринятая – фактически неоспоримая – точка зрения, которой придерживается медицинское сообщество, психиатрическое сообщество и сообщество изучения зависимости, что доказывают горы статей и постов NIDA, NIH, Американской медицинской ассоциации (AMA) и Американского общества наркологической медицины (ASAM). Стивен Хаймен, в прошлом директор Национального института психического здоровья (NIMH), полагает, что зависимость – это состояние, которое меняет работу мозга, например, как диабет меняет работу поджелудочной железы. По мнению Хаймена, «у уязвимых индивидов зависимость обусловливается хроническим употреблением психоактивных веществ как таковым» . Иными словами, принимая наркотики, вы вызываете у себя болезнь.

Нора Волков, нынешний директор NIDA, известный нейробиолог и пламенный оратор, судя по всему, совершенно уверена в научной обоснованности модели болезни. В одной из публикаций NIDA она заявила: «Благодаря научным исследованиям мы знаем, что зависимость – это болезнь, которая влияет как на мозг, так и на поведение. Мы идентифицировали многие из биологических и средовых факторов и начинаем искать варианты генетической изменчивости, участвующие в развитии и прогрессировании болезни» . В обновлении 2014 года позиция NIDA получила развитие: «Визуализация работы мозга людей, страдающих зависимостью, показывает физические изменения участков мозга, критически важных для вынесения суждений, принятия решений, научения, памяти и контроля поведения» .

Волков указывает на изменения в структуре и функциях мозга как на бесспорное доказательство правильности модели болезни. По ее словам, в результате приема психоактивных веществ повреждаются и не могут больше нормально функционировать участки мозга, отвечающие не только за импульсивный поиск целей, но и за самоконтроль. Мотивированное действие – желание что-то делать, куда-то идти, что-то приобретать – подпадает под влияние наркотиков или алкоголя, и обычные жизненные радости перестают ощущаться. Тем временем защитные механизмы коры мозга, предусмотренные эволюцией для контроля подобных пристрастий, обосновались тремя этажами выше, в реанимации.

Модель болезни мозга поддерживается двумя опорами, которые, как оказалось, сложно разрушить. Первая – данные, показывающие, что мозг действительно меняется с развитием зависимости. Это камень преткновения для сторонников модели выбора. Если мы знаем, что зависимость изменяет мозг, логично определить ее как болезнь мозга. Ведь поджелудочная железа меняется из-за диабета, а сердце меняется из-за болезни сердца. Печень меняется под воздействием гепатита, а легкие – рака легких. Если состояние изменяет форму или функции наших органов и если это изменение трудно или невозможно обратить вспять, мы классифицируем такое состояние как болезнь. Другая опора – проблема контроля. Судя по всему, зависимые на самом деле не способны себя контролировать. По крайней мере, они так говорят и так оно выглядит. Потеря контроля – это худшее, что может случиться с человеком. С трех и до девяноста трех лет контролировать себя означает быть в порядке. Слово «расстройство» близко по смыслу к слову «болезнь», и оно заставляет думать о системе, в которой случился разлад, которая ведет себя непредсказуемо, вышла из-под контроля, как автомобиль с неисправным рулевым управлением. А биологические заболевания можно охарактеризовать как структурные или функциональные нарушения, в результате которых организм теряет равновесие и начинает опасно шататься – как раскрученный волчок, который, останавливаясь, теряет равновесие.

Недавно мы пересеклись с Норой Волков на недельном «диалоге» с далай-ламой – это мероприятие было организовано Институтом разума и жизни (Mind and Life Institute), некоммерческой организацией, задачей которой является формирование научного понимания разума. Мы вошли в число восьми докладчиков по теме «Влечение, желание и зависимость». Я был хорошо осведомлен об исследованиях доктора Волков и ее политических инициативах, но хотел удостовериться, что ничего не упустил. Похоже, не упустил. В обеденный перерыв мы открыли легкую дискуссию. Я оспаривал модель болезни, подчеркивая, что изменение мозга можно интерпретировать как следствие научения, и попросил ее высказать свое мнение. Она сказала мне все что думала: я ошибаюсь. Доказано: кокаин повреждает мозг крыс так же, как алкоголь (в больших дозах) повреждает человеческий мозг. Более того, если что-то не работает надлежащим образом, мы называем такое состояние болезнью. Именно в этом значении и следует использовать это слово, настаивала доктор Волков. Однако ее главная цель – не убедить всех в правильности такого взгляда, а помочь получить лечение людям, в нем нуждающимся. Называя зависимость болезнью, мы не только снижаем социальное отторжение зависимых и снимаем с них вину, но и открываем доступ к помощи и лечению. Таковы ее основные аргументы. Болезни требуют вмешательства, и даже дырявая система здравоохранения США пытается бороться с болезнью зависимости.

Мне понравилась эта страстно увлеченная своим делом, энергичная женщина с первого взгляда. Она говорит без тени колебаний, твердо и уверенно, с верой в научную методологию. Она защищает свою позицию, располагая громадной базой знаний. И она убедительна! Но меня она не убедила. В качестве главного довода преподносится идея, что если мы не объявим зависимость болезнью, ее вообще не будут лечить. В стране, где социальная государственная помощь сама по себе шаткая концепция, где детская бедность занимает второе место в мире среди всех развитых стран, возможно, модель болезни является полезным средством для оказания помощи людям, нуждающимся в ней или, что вероятнее, нуждавшимся в ней лет десять назад. Но это не делает ее хорошей наукой. А плохая наука приводит к разработке неправильных и неэффективных методов лечения.

Волков и другие эксперты рассматривают модель болезни как шанс избавиться от многовековой ситуации, когда нормой является презрение к зависимым за отсутствие силы воли и моральную немощь. И это, безусловно, шаг в правильном направлении. Несмотря на отвратительные поступки, иногда совершаемые зависимыми, чувства сильного стыда и вины больше мешают выздоровлению, чем способствуют ему. Ведь это болезненные эмоции, а большинство веществ и действий, вызывающих зависимость, как раз приглушают эту боль. Также модель болезни стимулирует проведение новых исследований, разработку новых лекарств и распространение в обществе понимания того, что в формировании зависимости задействованы биологические факторы.

Тем не менее, прочитав тысячи комментариев и писем от бывших и выздоравливающих зависимых и проведя за разговорами с ними десятки часов, я убедился, что называть зависимость болезнью не только ошибочно, но и вредно. Вредно, прежде всего, для самих зависимых. Хотя если ты болен, стыд и чувство вины отступают на второй план, многие зависимые просто не считают себя больными. Более того, если их вынуждают с этим согласиться, подрываются другие – очень ценные – элементы их самооценки и отношения к себе. Многие выздоравливающие зависимые предпочитают не рассматривать себя как беспомощных жертв болезни, и объективный учет случаев выздоровления и срывов показывает, что они, вероятно, правы. Специалисты и консультанты по зависимостям часто называют веру в себя и осознание себя полноправным человеком необходимыми предпосылками для длительной ремиссии. В одном статистически строгом, но провокационном исследовании Миллер с коллегами показали, что единственной характеристикой пациента , указывавшей на высокую вероятность срыва в течение шести месяцев после амбулаторного лечения от алкогольной зависимости, была «степень уверенности пациента в модели зависимости как болезни до начала терапии» . Аналогично, победив зависимость, многие бывшие зависимые предпочитают жить нормальной жизнью, не боясь, что стоит чуть оступиться и все начнется по новой. Хотя возвращение зависимости это очевидный риск для одних, другие приходят к реалистичной и твердой уверенности, что они переросли свои зависимости и пришло время двигаться дальше. Исследования опросов, опубликованные за последние тридцать лет, показывают, что большинство зависимых в итоге выздоравливают совсем . См., например, данные Национального эпидемиологического опроса по алкогольным и связанным с ними состояниям, анализируемые в National Institute on Alcohol Abuse and Alcoholism AlcoholAlert 70 (October 2006), http://pubs.niaaa.nih.gov/publications/AA70/AA70.htm, а также подробный обзор и анализ Gene Heyman, “Quitting Drugs: Quantitative and Qualitative Features,” Annual Review of Clinical Psychology 9 (2013): 29–59.

Биология желания. Зависимость – не болезнь Марк Льюис

(Пока оценок нет)

Название: Биология желания. Зависимость – не болезнь
Автор: Марк Льюис
Год: 2015
Жанр: Зарубежная психология, Зарубежная прикладная и научно-популярная литература, Социальная психология

О книге «Биология желания. Зависимость – не болезнь» Марк Льюис

Почему люди так легко на все подсаживаются? У современного человека много зависимостей. Мы сидим в социальных сетях, играем в компьютерные и азартные игры, тратим на покупки намного больше, чем собирались, пьем, курим или фанатично занимаемся спортом. Но почему тогда психиатры и психологи называют болезнью только алкогольную или наркотическую зависимость? А, например, не безответную любовь, которая тоже является зависимостью с печальными последствиями? Наш мозг ищет удовольствий и расслабления в мире, который не отвечает ему взаимностью. Мозг непрерывно перестраивает себя, обучаясь и развиваясь. Как только у нас появляется какая-то зависимость, этот процесс резко ускоряется, ведь нашему мозгу регулярно предлагаются весьма привлекательные «призы». Марк Льюис – когнитивный нейробиолог и бывший зависимый – объединяет простые истории человеческой жизни с четким научным объяснением. «Биология желания» дает надежду каждому, кто либо борется с зависимостью сам, либо помогает бороться другим.

На нашем сайте о книгах lifeinbooks.net вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Биология желания. Зависимость – не болезнь» Марк Льюис в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Основная мысль:

Представление о зависимости как о болезни ошибочно. Причины в основе мифа:

  1. неверная трактовка достижений нейробиологии: да, мозг изменяется под влиянием зависимости. Но, по мнению автора, то, как он изменяется, связано с научением и развитием мозга, а не болезнью.
  2. привычка врачей и ученых игнорировать значение личностных особенностей в развитии зависимости.
  • Зависимость - результат реструктуризации мозга, поэтому зависимость сложно обратить вспять. Само возникновение зависимости - каскад процессов развития мозга, часто предваряемый проблемами в детстве и всегда спровоцированный сужением круга интересов + циклами приобретений и потерь.

Автор книги когда-то сам перестал употреблять наркотики. «…я понял, как нейронные сети, занимающиеся поиском целей, берет в плен одна-единственная цель. Наркотик, алкоголь, игра, порно - все что угодно, что удовлетворяет сильное желание, хотя бы частично, но одно­временно повышает собственную ценность.»

Глава I. Природа зависимости:

Потенциальные стратегии лечения: болезнь, выбор, самолечение.

Стратегия 1, наиболее распространённая; лечение в руках врачей -психиатров. Согласно этой стратегии, зависимость - это хроническая болезнь, которая затрагивает системы мозга, от­ветственные за предвосхищение вознаграждений, мотивацию, оценку и переоценку ценностей. Для неё есть лечение, но нет излечения.

Стратегия 2 : лечение в руки психотерапевтов. В основе лежит экономическая модель, где выбор зависимости иногда является рациональным решением в краткосрочной перспективе.

Минусы теории: на базе этой стратегии можно прийти к выводу об эгоизме зависимых.

Плюсы: «объясняет, как зависимому можно освободиться от зависимости. Выбор, как и условия, меняется со временем и окружением…Этим объясняется, что большинство ветеранов Вьет­нама перестали принимать героин, когда вернулись с войны.»

Стратегия 3 : акцент на защите подростков и детей. Смесь стратегий 1 и 2, базирующаяся на анализе мыслительных про­цессов в периоды роста и развития. Эмоциональные проблемы детей и подростков могут разрушать их чувство благополучия, и в итоге психоэмоциональных травм они ищут работающую стратегию. В основе тревожности и депрессии вообще часто лежит посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Наркотики и алкоголь в краткосрочной перспективе помогают снять напряжение (доказательство - около 60–80% лиц с ПТСР принимают психоактивные вещества), но в итоге превращаются в основной источник стресса.

Ни одна из этих стратегий не работает полностью, но стратегия 1 (зависимость - это болезнь) на данный момент фаворит среди специалистов. Причины: 1) зависимость в глазах зависимых выглядит именно как болезнь 2) всегда легче отследить результаты в биологических клетках, чем в социуме 3) даёт базу для развития двух оставшихся стратегий.

Почему именно концепция «зависимость = болезнь» является наиболее популярной?

Логика западной медицины - сделать классификацию, как можно точнее сузить группы болезней, найти техническое решение. По сути при возникновении зависимости меняется метаболизм дофамина. Процесс изменения работы мозга в результате приема наркотиков похож на воздействие диабета на поджелудочную.

Так что у стратегии «болезнь» есть две опоры:

  1. Необратимое изменение работы мозга
  2. Потеря контроля.

Позиция Льюиса - изменения мозга могут быть результатом научения. Позиция сторонников концепции «болезнь» (пример - доктор Нора Волков) - если что-то не работает, то мы называем это болезнью, тем самым снимая вину с зависимых, открывая путь для лечения и получая финансирование.

“Волков и другие эксперты рассматривают модель болезни как шанс избавиться от многовековой ситуации, когда нор­мой является презрение к зависимым за отсутствие силы воли и моральную немощь. Чувства сильного стыда и вины мешают выздоровлению…Тем не менее, я убедился, что называть зависимость болезнью не только ошибочно, но и вредно - прежде всего, для самих зависимых. Хотя если ты болен, стыд и чувство вины отступают на второй план, мно­гие зависимые просто не считают себя больными. Более того, если их вынуждают с этим согласиться, подрываются другие - очень ценные - элементы их самооценки и от­ношения к себе. Многие выздоравливающие зависимые предпочитают не рассматривать себя как беспомощных жертв болезни, и объективный учет случаев выздоровления и срывов показывает, что они, вероятно, правы.” … “В одном стати­стически строгом, но провокационном исследовании Мил­лер с коллегами показали, что единственной характеристикой пациента, указывавшей на высокую вероятность срыва в течение шести месяцев после амбулаторного лечения от алкогольной зависимости, была «степень уверенности пациента в модели зависимости как болезни до начала терапии”

Какова роль общества Анонимных Алкоголиков в становлении лечения зависимостей?

В США осуждающая пуританская позиция по отношению к алкоголикам (включающая в себя законодательный запрет) кардинально изменилась с появлением в 1935 г. сообщества Анонимных Алкоголиков. Затем возникла Миннесотская модель, определяющая зависимость как физическую, психическую и духовную болезнь. «До сих пор первым из двенадцати шагов АА является признание бессилия и препоручение себя более могущественной силе. Сегодня уже неважно, что это за сила - Бог, группа, ваш спонсор или медицинское сообще­ство. Важно признание серьезного недостатка, который - и это несовпадение - представляет собой состояние, в котором вы пребываете, когда врач сообщает, что у вас рак или пневмония. То есть когда вы узнаете, что нуждаетесь в помощи.»

Проблемы подхода АА:

  • Характерные для АА обезличивание проблем и строгое наказание за отход от литературы - это неэффективно и деструктивно.
  • АА и восприятие зависимости как болезни объединяет между собой требование о полном воздержании от употребления. Социальное употребление вещества приравнивается к саботажу. Это очень спорный момент, но ясно только одно - любой путь индивидуален. Для кого-то разовое употребление алкоголя не будет означать повторный «срыв» в зависимость.
  • Мысль о том, что болезнь встроена в личность, ужасно деструктивна, особенно для молодежи.
  • Признание собственного бессилия - обязательный первый шаг в АА - помогает далеко не всем. Многие считают, что для преодоления зависимости нужна бóльшая самостоятельность + подход к зависимости, как к поведенческой проблеме.

Какова структура изменения мозга при возникновении зависимости?

Употребление психоактивных веществ повреждает нейронные сети => повреждение остается после того, как человек перестает принимать наркотик. Выявленные структурные изменения часто соотносятся с изменением уровня высвобождения и обратного захвата дофамина. Дофамин - нейромедиатор, который является важной частью

  1. «системы вознаграж­дения»,
  2. «системы сознательного контроля», ассо­циированной с корой головного мозга.
  3. При возникновении зависимости уровень дофамина возрастает и падает ТОЛЬКО из-за присутствия или отсутствия в организме наркотика. В итоге уровень дофамина падает в ответ на поведение, ранее доставлявшее зависи­мому человеку удовольствие - секс, еда и наблюде­ние за тем, как растут его дети.
  4. Меняются структура и эффективность работы рецепторов мозга, которые захватывают и исполь­зуют дофамин после месяцев или лет зло­употребления наркотиком.

Наличие дофамина усиливает формирование новых синапсов (и «стирает» старые). Так изменения в дофаминовой системе приводят к структурным изменениям синаптических сетей - гло­бальной схеме нейронных связей мозга. Самые значитель­ные изменения происходят в участке мозга, который на­зывается «полосатое тело» и активность которого связана со стремлением к вознаграждению.

Но изменение мозга ≠ болезнь, а поведение зависимых людей, по мнению ряда ученых - всё-таки выбор. Но логика «если вы не контролируете свое употребление, тогда вы больны, а если у вас есть контроль (но вы его не используете), тогда зависимость - это выбор» ущербна. Автор выступает против позиции «либо зависимость, либо выбор».

TLDR: зависимость - это и не болезнь (изменение мозга не тождественно болезни), и не выбор. Это нечто среднее. Но споров очень много. От самого определения и базовых понятий зависит общий подход к лечению (и в глобальном, и в индивидуальном масштабе)

«Нейробиология не должна затмевать психологическую и гуманистическую составляющие. Нейропластичность - это норма: «мозг меняется, когда мы прини­маем то или иное вероисповедание, становимся родителями или, что неудивительно, влюбляемся. Мозг должен изменить­ся, чтобы обучение состоялось. Без физических изменений мозга научение невозможно. Синапсы появляются и само- поддерживаются или ослабевают и исчезают при каждо­дневном обучении. Научение изменяет паттерны взаимо­действия между участками мозга и выстраивает уникальные конфигурации синапсов (синаптические сети), в которых содержатся наши знания, умения и память.»

Глава 2. Мозг, рассчитанный на зависимость.

Мозг ≠ личность , это всего лишь наша часть. Фразы «мой мозг заставляет меня это делать» и «мой мозг любит алкоголь» - это антропоморфизм, ведь у клеток не может быть чувств. «Утверждение, что страстное желание или удовольствие возникают в определенном участке мозга - тоже только фигу­ра речи. Так называемый центр удовольствия на деле - сочетание совершенно различных клеток. Хотя все эти клетки активизируются в предвкушении вечеринки, это не значит, что колокольчик удовольствия зазвенит в данном участке мозга.»

Мозг нацелен на «полезную активность» - то, что улучшает наше самочувствие. «Мозг отличает эти вещи от всего остального - монотонного шума обыденности - и побуждает нас стремиться к ним. Психологи называют такие вещи «вознаграждениями». По факту зависимость - страшный результат нормальных для мозга действий.

Мозг ≠ компьютер. Нейронные сети по структуре похожи на мозг и для большей натуральности даже совершают запрограммированные ошибки. Сказать, что зависимость иррациональна, означает признать очевидное. Но мышление в целом иррационально, и это неотъемлемое свойство человека.

Пластичность и устойчивость мозга.

Отличие человека от рептилии в том, что мозг рептилии заранее сформирован, а мозг человек пластичен и не может функционировать без изменений.

Изменения происходят в двух структурах :

  • Кора больших полушарий
  • Лимбическая система (миндалина, гиппокамп, полосатое тело) - отвечает за эмоции, память и преследование цели.

Нейроны у всех людей одинаковы, но вот связи (синапсы) отличаются. И все эти триллионы синапсов меняются ежедневно.

«Это такой ловкий маленький трюк: то, как мы воспринима­ем мир, формирует нашу биологию, а эти изменения био­логии влияют в свою очередь на то, как мы воспринимаем мир. Иными словами, изменения структуры мозга приводят к тому, что в будущем тот или иной способ восприятия мира станет для нас более доступным и более вероятным, случись что в будущем». Это и есть устойчивость. Мозг и разум формируют друг друга .

Для понимания зависимости необходимы две детали:

  1. Эмоции неизбежно обостряют внимание и дают дополнительный импульс для закрепления мысли и вида поведения. А из всех эмоций именно чувство желания изменяет мозг сильнее всего.
  2. Изменения и стабилизация изменений всегда идут вместе. Привычки могут оставаться до конца жизни, а неоднократно повторяющиеся паттерны и сформированные нейронные пути долгосрочны.

Зависимость - это привычка, но особого рода

  1. это ментальная, а не просто поведенческая привычка. Перестать петь в ванной легче, чем начать видеть мир иначе.
  2. Чувство желания уникально крепко закрепляет паттерны.
  3. Привычка становится компульсивной. Мозг настроен на превращение повторяемого действия в компульсию.

Привычки могут начинаться не только с желания, но и с тревожности. Здесь роль вознаграждения играет бегство от того, что вызывает тревогу.

Обратная сила

Это крайне важное понятие для возникновения зависимости. На все в мире есть обратная связь. То же самое происходит и с нейронной самоорганизацией.

«Если вы откусите кусок шоколадного чизкейка и почувствуете прилив удовольствия и если у вас останется устойчивое желание (которое проявит себя в сле­дующее посещение кафе), то вы на­чали превращение в «любителя шоколадных чизкейков». Возможно, пока изменились только несколько синапсов. Но эти изменения повышают вероятность вашей будущей встречи с шоколадным чизкейком. Вы будете их чаще на­ходить в меню, чаще заказывать и чаще есть. И вскоре серия субъективных опытов положит начало цепочке нейронных изменений, которые продолжат поддерживать обратную связь вплоть до ситуации, когда поедание шоколадного чизкейка станет в высшей степени предсказуемым. Поздрав­ляю: у вас развилась привычка.» Вообще, роль привычек крайне высока - именно путём их оценки мы описываем личность.

Депрессия также возникает на основе обратной связи.

Нейронные паттерны, выкованные желанием, могут дополнять паттерны, порожденные депрессией или тревожностью, и сливаться с ними. Это важный момент для самолечения зависимости. «В книге 2010 года In the Realm of Hungry Ghosts («Среди голодных привиде­ний») Габор Мате показывает, как эмоциональные нарушения в раннем возрасте подводят нас к желанию получить облегчение, которое становится зависимостью. Поэтому, изучая связь между зависи­мостью и депрессией (или тревожностью), мы должны при­знать, что зависимость часто является спутником или даже дополнением уже запущенного паттерна развития , а не неожиданно появившимся новичком.”

Все поведенческие сценарии в человеке связаны между собой. Здесь есть внутренняя логика. Так работает цепь: повторяемый опыт => паттерны => привычки => связь с другими привычками. Зависимость встраивается в общую систему личности быстрее за счёт постоянной подпитки желанием.

«Возьмём, например, при­вычку думать о том, что случится что-то плохое, тревожить­ся по этому поводу и искать облегчения. Вокруг нее вырас­тают новые привычки: может оказаться, что у вас осталось мало друзей, вы в плохих отношениях с мамой и папой, поскольку постоянно огрызаетесь или отстраняетесь от них. И если в итоге вы соврете подруге о том, как провели вечер, ложь, возможно, также разовьется в привычку.»

Социальные привычки (способствуют зависимости) легко спутать с самоуспокаивающими (составляют привычку). Привычки, подпитываемые тревогой, идут вместе с привычками, подпитываемыми желанием.

Нейронные сети

Нейроны связаны синаптической цепью. Нейроанатомические изменения проходят именно на уровне связей, что влияет на число проходящих через нейрон молекул. Но возникновение изменений нельзя гарантировать на все 100.

«Научение от простого опыта отличают

Эмоциональная интенсивность опыта

Степень сосредото­чения

Концентрации

Повторяемость опыта со временем.

Пример: Если последнее замечание вашего начальника послало порцию молекул от нейрона X к нейрону У и она оказалась достаточной, чтобы изменить частоту генерации импульсов, тогда вы, скорее всего, осознаете: ага, он опять за свое. Но если замечание было язвительным, или расстро­ило вас, или вы слышите его слишком часто, тогда связь между этими двумя нейронами укрепится, так что в следу­ющий раз они обменяются большим количеством молекул, когда ваш начальник скажет что-то даже совсем безобидное. Это изменение мозга. »

«Эта формула научения типична для зависимости. Первое употребление кокаина формирует новый паттерн возбуждения нейронов. (Если он не сформировался, вы понюхаете кокаин еще раз или найдете другого дилера.) Затем каждый раз, когда вы нюхали кокаин (не лично вы, разумеется), все больше си­напсов изменялось, усиливая этот новый паттерн возбуж­дения, эту «кокаиновую» конфигурацию. Эта конфигурация вскоре соединит между собой самые разнообразные участ­ки вашего мозга . Среди них будут и участки коры больших полушарий: сенсорная кора, отвечающая за зрение и слух; префронтальная кора, отвечающая за мышление и планиро­вание; моторная кора, отвечающая за претворение этих планов в жизнь. Но среди них также будут и лимбические отделы, связанные с чувствами и мотивами: миндалина и гиппокамп, равно как и полосатое тело (которое обычно не относят к лимбическим структурам per sе, но… оно к ним достаточно близко). Так что «кокаиновой сетью» охвачен практически весь мозг - части, задействованные в мышле­нии и восприятии, и части, связанные с чувствами и инстин­ктами. Вот почему паттерны мыслей, чувств и действий изменяются и формируются вместе.»

Возникновение новых паттернов не уничтожает, но изменяет старые. В итоге «привычки, сформировавшиеся в какой-то момент развития мозга, могут влиять на привычки, появив­шиеся в следующий момент развития, которые влияют на привычки, сформировавшиеся еще позже, и так далее. Для выздоровления это одновременно и хорошо, и плохо. Пло­хо потому, что нет способа стереть все бесследно. Хорошо потому, что выздоровление может строиться на опыте, приобретенном в ходе формирования зависимости, а со временем сможет начать опираться на собственный фундамент.»

По сути зависимость - это повторяющееся сильное переживание, которое изменяет мозг. Дело не в воздействии веществ, а в последствиях их принятия и череды переживаний. Именно сильные переживания являются для нас привлекательными.

TLDR: Зависимость - это привычка, охватывающая весь мозг целиком. Поскольку любые изменения мозга стабилизируются, а закреплению больше всего способствует чувство желания, зависимость крайне устойчива.

«Формирование у чело­века вредных привычек никак не связано с его рациональным мышлением, хотя самому ему новый паттерн поведения может казаться очень даже разумным. И оно происходит независимо от конкретного опыта, от того вознаграждения, за которым вы гонитесь (например, секс, наркотики или рок-н-ролл). Оно происходит в результате изменения архитектуры нейронных сетей - того, как клетки мозга связаны между собой, - усиления одних синапсов и ослабления других. Изменения происходят во многих участках мозга, и это означает, что привычки могут быть довольно сложными и включать в себя мысли, чувства и паттерны поведения. А привычкам, вызы­вающим зависимость, свойственно соединяться с другими привычками, просто потому, что вместе они лучше работают.

Зависимость - это страшный, разрушительный и веролом­ный процесс изменения наших привычек и синаптических паттернов. Но это не делает ее болезнью.»

Глава 3. Когда тяга становится силой.

#личныйопыт Натали.

Милая общительная студентка после увлечения ЛСД переходит на употребление героина. Почему?

«Натали мало думала об этом; но подспудное ощущение угрозы долго составляло часть ее жизни. Его было сложно описать, рассказывала она мне, но она чувствовала риск провалиться в той или иной области - в учебе, в социальном плане.» Наркотики (сначала - обезболивающие) помогали ей избавиться от тревоги - это был обрушивающийся водопад спокойствия. Но толерантность к веществам заставляла идти дальше. Натали привлекал не сам героин, а ритуал. Физической зависимости ещё не было, но возникла сильная психологическая.

Основная структура, отвечающая за формирование зависимости - полосатое тело. Это мотивационный центр, отвечающий за формирование желания. Он же

  1. Порождает чувство влечения и уверенности
  2. Проверяет достижимость

Полосатое тело учится на своём опыте и переводит прошлые удовольствия в актуальные желания. Ритуалы перед приёмом наркотиков стимулируют выработку дофамина ещё перед введением вещества - так работают связанные между собой синапсы. Полосатое тело и прилегающее к нему прилежащее ядро подпитывается дофамином, который «воспламеняет» нейроны. Активное преследование цели связано в основном именно с желанием, а не с удовольствием, а дофамин вырабатывается в ответ на стимулы и вызывает желание: при этом стимулы могут быть и не прямыми.

Спустя несколько месяцев Натали задержали за хранение наркотиков. Как итог - принудительное лечение, групповая терапия 3 раза в неделю.

«Все это сидение кружком и разговоры о том, как не пить и не принимать наркотики. Люди там как будто принадлежали к другому виду. Эти высохшие пьяницы, отчаянно пытающиеся продержаться месяц в завязке.» Что у нее с ними общего? В план не была включена индивидуальная терапия, не было никого, с кем она могла бы по-настоящему поговорить. Однажды, когда влечение стало совсем сильным, Натали сказала умоляюще управляющему группы: «Я действительно хоxу захотеть измениться». Но, она не ассоциировала себя с членами группы. Так Натали вернулась к зависимости. А затем ещё раз. В этот раз вспышку зависимости вызвала тревога неустроенности - именно она подпитывала синапсы зависимости .

Натали попала в тюрьму. Там у неё было время осмыслить произошедшее. Да, в детстве ее родители развелись. Но многие живут с невыносимым отчимом - это не повод принимать наркотики.

«Люди принимают наркотики, видя в них лучшее решение проблем. Чтобы заглушить боль, которая не уходит, боль, которую другие не видят, которую они сами не могут определить. Натали нашла, как заполнить пустоту, делая себе уколы тепла, хорошего самочувствия, которым никто не мог помешать. С врачебной тща­тельностью выполняя этапы процедуры, она прибывала в мир, где она была довольна, и никто не мог этого отнять. И он уводил ее из дома - дома, который все еще существо­вал в ее фантазиях. Никто не мог контролировать Натали-наркоманку.»

После выхода из тюрьмы Натали помогла медитация.

«Как ей удалось справиться с зависимостью? Мы можем назвать это самоконтролем, поддержанным неприглядными последствиями приема героина. Но не все так просто. Натали нужно было найти себя, прежде чем она смогла отыскать самоконтроль. Ей было нужно время на размышления, на медитацию, на то, чтобы вспомнить и опла­кать травмированное детство. …Ее префронтальная кора (ПФК) - часть мозга, которая планирует, регулирует и контролирует им­пульсы, - начала формировать новые паттерны синапти­ческих связей, новые привычки, основанные на более полном осознании себя. Новые паттерны стали настолько устойчи­выми, что смогли противостоять разрушению . Они выжили и оказались способны предотвратить распространение желания из ее полосатого тела. В конце концов, воздержание само стало паттерном, привычкой. Натали научилась тому, что временной промежуток между появлением тяги и дей­ствием, направленным на ее удовлетворение, можно рас­тягивать бесконечно - настолько, насколько хочет она сама, насколько это соответствует ее намерению контролировать себя. В течение следующего года приступы тяги становились все более редкими и затем совсем исчезли. Для Натали героин перестал быть облегчением. Теперь облегчением стало воз­держание.»

Туннельное мышление. Брайан.

Миндалина представляет собой две небольшие области, рас­положенные в левом и правом больших полушариях мозга под слоями коры. Миндалина - это подкорковая структура, более примитивная, чем кора. Миндалина отвечает за придание эмоциональной окраски каж­дому событию вашей жизни: страх, который вы внезапно чувствуете, когда на темной улице слышите шаги позади себя; стыд, который вы чувствуете, когда проливаете кофе на брюки; внезапное возбуждение и удовольствие, ко­торые Брайан ощущал, когда ему на ум приходили «кристал­лы». Неважно, каким образом мозг Брайана получал стимул. Шел ли этот стимул от зрительной системы, когда Брайан видел трубку на прикроватном столике, или от системы памяти, где тысячи ассоциаций с метом плавали, как рыбки в аквариуме, - образ «кристалла» немедленно получал эмоциональную окраску от миндалины. Для миндалины эмо­ции и концентрация идут вместе, особенно когда нужно при­влечь ваше внимание. Эмоции, формируемые миндалиной, являются на самом деле простой, но фундаментальной командой «Обрати внимание!», действительно позволяющей сфокусировать деятельность сразу нескольких систем мозга на чем-то важном в данный момент.»

ОФК (орбитофронтальная кора) - это более проницательная родственница миндали­ны, мостик между лимбической системой и префронтальной корой. Она предоставляет нам больше оттенков, больше подробностей и четко мотивирует действия. Пучки нервных волокон, идущие от ОФК Брайана к другим областям его префронтальной коры, усиливали каждый аспект его вни­мания, размышлений, памяти и предвосхищения - где, когда и сколько нужно для следующего кайфа.

Вот так образы мета, на­воднившие жизнь Брайана, породили уникальные массивы эмоциональных данных, могущественные (но очень специ­фические), способные захватить все его мысли одновремен­но. Вот почему со временем, из-за одновременного возде­лывания множества разнообразных полей синапсов, он оказался не в состоянии бороться с одержимостью метамфетамином. Прилежащее ядро получает как эмоционально насыщенную информацию прямо от миндалины, так и информацию о ма­лейших нюансах наших ожиданий, выявленных ОФК. В этот момент прилежащее ядро принимает позу хищника, выгиба­ет спину и выпускает когти, преследуя единственное желание.

Поток дофамина, вырабатываемого средним моз­гом, теперь получают все три системы (прилежащее ядро, миндалина и ОФК). Это приводит к установлению более тесной связи между ними, более сильному возбуждению, а также к переводу процессов мышления в область сознательного. Планирование, подкрадывание, уловки, сканирование возможностей, избе­гание рисков - все это процессы скорее сознательные, чем эмоциональные, и в их основе лежит активация частей пре­фронтальной коры, которая отвечает на сигналы от ОФК.

Однако тут есть ловушка, в которую зависимые попадают легче, чем другие люди. Ее достаточно, чтобы влечение по­бедило силу воли. Это отложенное вознаграж­дение: склонность людей, других млекопитающих и даже птиц предпочитать сиюминутное удовольствие долговре­менным выгодам. Отложенные вознаграждения дешевеют. Их ценность снижается. Отложенные негативные послед­ствия также обесцениваются, другими словами, наказание, которое будет когда-то потом, кажется менее тяжелым, чем немедленное. Обычно отложенное вознаграждение изуча­ется с помощью экспериментов по выработке у лаборатор­ных животных или людей рефлекса ожидания двух или большего числа вознаграждений, которые следуют друг за другом с разными временными интервалами. Одно, ожида­емое вскорости, обладает объективно более низкой ценно­стью (небольшой кусочек еды или сахара для крыс, меньше денег для людей), но все равно более привлекательно.

Для зависимых долговременные выгоды самоочевидны. Это более счастливые и здоровые отношения с близкими, физи­ческое здоровье, счет в банке, самоуважение и вероятность не оказаться в тюрьме. Всё это присутствует в лозунгах, которые постоянно звучат на собраниях групп 12 шагов. Но все эти будущие награды (и возможные катастрофы) обесцениваются сверкающей и манящей близ­кой целью.

Прилежащее ядро изначально сформировано так, чтобы тянуться за доступным фруктом. Предвкушение включает выработку дофамина. Мы тянемся за мгновенностью. Таким образом, паттерн сформированных синапсов сужается до единственной цели. «В реальной жизни прилежащее ядро и ОФК фокусируют ваше внимание на симпатичном туристе за со­седним столиком, улыбающемся вам, а не на уютных объяти­ях с супругом, ждущим дома.» Чем ближе, тем ценнее.

«Зависимые люди чрезмерно ориентированы на «сейчас», более склонны к обесцениванию отсроченного вознаграж­дения, чем популяция в среднем. Но никто точно не знает почему. Возможно; это свойство личности; которое они демонстрировали уже в детстве и которое предрасположи­ло их к развитию зависимости.»

«В последующие месяцы Джозеф периодически интересо­вался: «Все еще употребляешь?» «Не, просто последние дни были тяжелыми». По мнению Брайана, ложь была не более аморальной, чем правда. И странным, удивительным образом он не мог признать, что его основная проблема - это зависимость, что было оче­видным для всех остальных. Он все еще тосковал по бывшей жене Вере; он все еще рассматривал мет как замену Вере. Это был пере­лом, который не срастался.»

«Постепенно он смирился с тем, что Вера давно ушла. И так как его потребность в ней и его желание мета были столь тесно переплетены, казалось, их можно похоронить в одной могиле, поставить на них крест в одно и то же время.»

«Следующие четыре с половиной года он жил в хибаре, при­надлежавшей человеку, который хотел расплатиться за оказанную в прошлом услугу. Вначале он иногда покуривал, но мет как будто утратил для него привлекательность. Он был теперь частью другой жизни - не его собственной. Наркотик перестал быть во благо, начал мешать. Брайан продолжал периодически посещать собрания, но большую часть работы ему нужно был проделать самому или с не­значительной помощью со стороны. Первые полгода у него были еженедельные встречи с психотерапевтом, чьей ра­ботой было собирать и удерживать нераспознанные оскол­ки его жизни - в особенности детства, - пока он не смог связать их воедино и осмыслить свой способ взаимодей­ствия с миром. В начале терапии он осознал, что его по­ступки в каждой ситуации были выражением привычки, а не осознанным действием. Затем, в последующие месяцы, он исследовал природу и происхождение привычек, кото­рые определяли его жизнь. Его мать любила «поорать» - у нее был изменчивый нрав, и она то критиковала и злилась на него, то чрезмерно опекала. «Я никогда не был достаточно хорошим, - вспоминает он. - Как и мой брат. Но мне не разрешали купаться до тринадцатилетнего возраста». Он просто ожидал, что другие люди будут действовать так же. Он хотел быть сво­бодным от их ожиданий; он был убежден, что резкий отпор поджидает его на каждом шагу. Он хотел быть самостоя­тельным человеком, но ему также было нужно подтверж­дение этого, почти беспрестанно - по крайней мере, больше, чем могла предложить Вера. Как и Натали, Брайану пришлось написать свою историю, роман, чтобы понять себя. И переломной главой в этом романе была связь между родительскими неудачами и его собственными. Истина, до которой он докопался, была болезненной, но необходимой - фундамент для роста, из­менения»

Помогло перспективное мышление  - способность представлять будущее дальше. Это истощает синаптические связи зависимости. «За прокладку новых нейронных связей берут­ся более абстрактные желания: свободы, новизны и долго­временного удовлетворения. Когда цели, наконец, сходятся и приобретают конкретные очертания, как это произошло с Брайаном, новые синаптические пути начинают возникать активно - за пределами хорошо истоптанных дорог, кото­рые до сих пор определяли границы существования.»

TLDR: тоннельное мышление можно разорвать только новыми синаптическими связями и перспективным мышлением. Нейропластичность делает это возможным для любого человека.