Сборник Джона Грина “Пусть идет снег”. Константин паустовский - снег


Авторами рассказов для сборника «Пусть идёт снег» стали 3 американских писателя: Лорен Миракл, Морин Джонсон и Джон Грин. Все 3 рассказа, представленные в книге, посвящены подросткам, попавшим в забавные или необычные ситуации накануне Рождества.

Рассказ М. Джонсон называется «Джубили-экспресс». История посвящена девушке, которая вынуждена встретить Рождество в занесённом снегом поезде, вместо того, чтобы провести праздник со своим парнем. Отправиться в длинное путешествие главную героиню заставляет огромная неприятность: её родителей посадили в тюрьму из-за кукольного домика. Необычный повод для ареста создаёт интригу и желание дочитать рассказ до конца.

В сборник также вошёл рассказ Лорен Миракл «Покровитель свиней». Несмотря на необычное название, ситуации и события, описанные Миракл, весьма прозаичны. В центре повествования взаимоотношения подростков, дружба и любовь. Главная героиня Абби влюблена в молодого человека по имени Джеб. Абби разочарована своим романом. Девушка старается поддерживать взаимные чувства. Но Джеб не отвечает ей тем же.

Из всех трёх представленных в книге авторов русскоговорящему читателю хорошо известен именно Джон Грин. В мире литературы писатель дебютировал с романом «В поисках Аляски». В дальнейшем Джон Грин стал известен благодаря романам «Бумажные города» и «Виноваты звёзды». Оба произведения были экранизированы. В сборнике «Пусть идёт снег» читатели могут познакомиться с рассказом «Рождественская пурга». Как и предыдущие произведения, история посвящена маленькому рождественскому приключению подростков.

Повествование ведётся от лица молодого человека по имени Тобин. Его родители уехали по делам в другой город и из-за сильного снегопада не могут вернуться домой, чтобы отметить Рождество с сыном. Тобин пригласил своих лучших друзей: Джея и девушку по прозвищу Герцог. Подростки заняты просмотром фильма о Джеймсе Бонде. Неожиданно Тобину звонит его знакомый Кеун, работающий в кафе, и сообщает о приезде группы девушек-чирлидеров. Поскольку гости из-за снегопада останутся ночевать в кафе, их необходимо чем-то развлечь. Тобин должен привезти игру. Подростки обрадованы тем, что Рождество можно встретить в необычном месте, а не дома перед телевизором.

Поездка Тобина и друзей заняла половину ночи. Сначала они попали в снежную ловушку и много времени провели в машине, а затем были вынуждены идти пешком. Герцог, Джей и Тобин прекрасно провели время в компании работников кафе и девушек-чирлидеров. Главный герой и Герцог уснули вместе на кухне прямо на полу.

Ни один из авторов не ставит перед собой цели показать читателю уникального ребёнка, который бы отличался от своих сверстников. Наоборот, перед каждым из писателей поставлена задача «нарисовать» типичного американского тинэйджера.

Одна из характерных особенностей подростка в Соединённых Штатах – это ранее взросление. В большинстве американских семей родители слишком заняты для того, чтобы воспитывать своих детей. В результате, ребёнок становится независимым уже в возрасте 9-10 лет. Он хочет принимать самостоятельные решения, зарабатывать на свои собственные нужды.

Желание получать удовольствие от жизни характерно для подростков во всём мире, а не только для молодых американцев. Это желание нередко толкает на безрассудные и необдуманные поступки. Тобин и его друзья, например, не задумываясь, отправляются в кафе, где работает их общий знакомый. Молодые люди не придают большого значения той опасности, которая их может ожидать на заснеженных улицах города.

Чтобы герои рассказов не выглядели одинаковыми, авторы наделяют некоторых персонажей знаками отличия. Ведь даже в серой толпе можно увидеть свои собственные особенности у каждого её представителя. Лучшая подруга Тобина получила интригующее прозвище Герцог, не характерное для девушек. Читатель долго пытается понять, почему Энджи все называют именно так. В середине рассказа автор объясняет, что когда-то в детстве девушка зашла с друзьями в магазин, где всех клиентов в зависимости от половой принадлежности полагалось называть герцогиня или герцог. Маленькую Энджи приняли за мальчика и назвали герцогом. С тех пор все знакомые стали её так называть. Эти подробности делают персонажей рассказов более правдоподобными и запоминающимися.

Главная идея

Юность – лучшая пора в жизни человека. Он ещё не успел стать взрослым, а значит, не обременён проблемами и ответственностью. При этом подростка трудно назвать ребёнком. Он уже чувствует потребность быть независимым от своих родителей. Тинэйджеру необходимо, чтобы к нему относились, как к взрослому.

Юность оставляет самые яркие воспоминания. В зрелом возрасте люди перестают обращать внимание на многие события в своей жизни. Дружба, первая любовь и первые разочарования юности – неизгладимый след в памяти человека.

Не всем читателям понравился сборник «Пусть идёт снег». Джон Грин, Морин Джонсон и Лорен Миракл не ставили перед собой задачи удивить, поразить публику. Литература данного жанра – это литература на любителя, а не для широких масс. Намного проще привлечь публику шпионским детективом или книгой о волшебниках. В сборнике «Пусть идёт снег» нет персонажей со сверхспособностями, магических предметов и других фантастических элементов, которые так нравятся современным читателям. Рассказать увлекательно о повседневной жизни американской молодёжи непросто. Но ещё сложнее получить настоящее удовольствие от чтения такой истории.

Старик Потапов умер через месяц после того, как Татьяна Петровна поселилась у него в доме. Татьяна Петровна осталась одна с дочерью Варей истарухой нянькой.

Маленький дом – всего в три комнаты – стоял на горе, над северной Рекой, на самом выезде из городка. За домом, за облетевшим садом, белела березовая роща. В ней с утра до сумерек кричали галки, носились тучами над голыми вершинами, накликали ненастье.

Татьяна Петровна долго не могла привыкнуть после Москвы к пустынному городку, к его домишкам, скрипучим калиткам, к глухим вечерам, когда было слышно, как потрескивает в керосиновой лампе огонь.

«Какая я дура! – думала Татьяна Петровна. – Зачем уехала из Москвы, бросила театр, друзей! Надо было отвезти Варю к няньке в Пушкино – там не было никаких налетов, – а самой остаться в Москве. Боже мой, какая я дура!»

Но возвращаться в Москву было уже нельзя. Татьяна Петровна решила выступать в лазаретах – их было несколько в городке – и успокоилась. Городок начал ей даже нравиться, особенно когда пришла зима и завалила его снегом. Дни стояли мягкие, серые. Река долго не замерзала; от ее зеленой воды поднимался пар.

Татьяна Петровна привыкла и к городку, и к чужому дому. Привыкла к расстроенному роялю, к пожелтевшим фотографиям на стенах, изображавшим неуклюжие броненосцы береговой обороны. Старик Потапов был в прошлом корабельным механиком. На его письменном столе с выцветшим зеленым сукном стояла модель крейсера «Громобой», на котором он плавал. Варе не позволяли трогать эту модель. И вообще не позволяли ничего трогать.

Татьяна Петровна знала, что у Потапова остался сын-моряк, что он сейчас на Черноморском флоте. На столе рядом с моделью крейсера стояла его карточка. Иногда Татьяна Петровна брала ее, рассматривала и, нахмурив тонкие брови, задумывалась. Ей все казалось, что она где-то его встречала, но очень давно, еще до своего неудачного замужества. Но где? И когда?

Моряк смотрел на нее спокойными, чуть насмешливыми глазами, будто спрашивал: «Ну что ж? Неужели вы так и не припомните, где мы встречались?»

– Нет, не помню, – тихо отвечала Татьяна Петровна.

– Мама, с кем ты разговариваешь? – кричала из соседней комнаты Варя.

– С роялем, – смеялась в ответ Татьяна Петровна.

Среди зимы начали приходить письма на имя Потапова, написанные одной и той же рукой. Татьяна Петровна складывала их на письменном столе. Однажды ночью она проснулась. Снега тускло светили в окна. На диване всхрапывал серый кот Архип, оставшийся в наследство от Потапова.

Татьяна Петровна накинула халат, пошла в кабинет к Потапову, постояла у окна. С дерева беззвучно сорвалась птица, стряхнула снег. Он долго сыпал белой пылью, запорошил стекла.

Татьяна Петровна зажгла свечу на столе, села в кресло, долго смотрела на язычок огня, – он даже не вздрагивал. Потом осторожно взяла одно из писем, распечатала и, оглянувшись, начала читать.

«Милый мой старик, – читала Татьяна Петровна, – вот уже месяц, как я лежу в госпитале. Рана не очень тяжелая. И вообще она заживает. Ради бога, не волнуйся и не кури папиросу за папиросой. Умоляю!»

«Я часто вспоминаю тебя, папа, – читала дальше Татьяна Петровна, – и наш дом, и наш городок. Все это страшно далеко, как будто на краю света. Я закрываю глаза, и тогда вижу: вот я отворяю калитку, вхожу в сад. Зима, снег, но дорожка к старой беседке над обрывом расчищена, а кусты сирени все в инее. В комнатах трещат печи. Пахнет березовым дымом. Рояль, наконец, настроен, и ты вставил в подсвечники витые желтые свечи – те, что я привез из Ленинграда. И те" же ноты лежат на рояле: увертюра к «Пиковой даме» и романс «Для берегов отчизны дальной…» Звонит ли колокольчик у дверей? Я так и не успел его починить. Неужели я все это увижу опять? Неужели опять буду умываться с дороги нашей колодезной водой из кувшина? Помнишь? Эх, если бы ты знал, как я полюбил все это отсюда, издали! Ты не удивляйся, но я говорю тебе совершенно серьезно: я вспоминал об этом в самые страшные минуты боя. Я знал, что защищаю не только всю страну, но и вот этот ее маленький и самый милый для меня уголок – тебя, и наш сад, и вихрастых наших мальчишек, и березовые рощи, за ре-коп и даже кота Архипа. Пожалуйста, не смейся и не качай головой.

Может быть, когда выпишусь из госпиталя, меня отпустят ненадолго домой. Не знаю. Но лучше не жди».

Татьяна Петровна долго сидела у стола, смотрела широко открытыим глазами за окно, где в густой синеве начинался рассвет, думала, что нот со дня на день может приехать с фронта в этот дом незнакомой человек и ему будет тяжело встретить здесь чужих людей и увидеть все совсем не таким, каким он хотел бы увидеть.

Утром Татьяна Петровна сказала Варе, чтобы она взяла деревянную лопату и расчистила дорожку к беседке над обрывом. Беседка была совсем ветхая. Деревянные ее колонки поседели, заросли лишаями. Л сама Татьяна Петровна исправила колокольчик над дверью. На нем была отлита смешная надпись: «Я вишу у дверей – звони веселей!» Татьяна Петровна тронула колокольчик. Он зазвенел высоким голосом. Кот Архип недовольно задергал ушами, обиделся, ушел из прихожей: веселый звон колокольчика казался ему, очевидно, нахальным.

Днем Татьяна Петровна, румяная, шумная, с потемневшими от волнения глазами, привела из города старика настройщика, обрусевшую чеха, занимавшегося починкой примусов, керосинок, кукол, гармошек и настройкой роялей. Фамилия у настройщика была очень смешная: Невидаль. Чех, настроив рояль, сказал, что рояль старый, но очень хороший. Татьяна Петровна и без него это знала.

Когда он ушел, Татьяна Петровна осторожно заглянула во все ящики письменного стола и нашла пачку витых толстых свечей. Она вставила их в подсвечники па рояле. Вечером она зажгла свечи, села к роялю, и дом наполнился звоном.

Когда Татьяна Петровна перестала играть и погасила свечи, в комнатах запахло сладким дымом, как бывает на елке.

Варя не выдержала.

– Зачем ты трогаешь чужие вещи? – сказала она Татьяне Петровне. – Мне не позволяешь, а сама трогаешь? И колокольчик, и свечи, а Рояль – все трогаешь. И чужие ноты на рояль положила.

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Константин Георгиевич Паустовский

Старик Потапов умер через месяц после того, как Татьяна Петровна поселилась у него в доме. Татьяна Петровна осталась одна с дочерью Варей и старухой нянькой.

Маленький дом – всего в три комнаты – стоял на горе, над северной рекой, на самом выезде из городка. За домом, за облетевшим садом, белела березовая роща. В ней с утра до сумерек кричали галки, носились тучами над голыми вершинами, накликали ненастье.

Татьяна Петровна долго не могла привыкнуть после Москвы к пустынному городку, к его домишкам, скрипучим калиткам, к глухим вечерам, когда было слышно, как потрескивает в керосиновой лампе огонь.

«Какая я дура! – думала Татьяна Петровна. – Зачем уехала из Москвы, бросила театр, друзей! Надо было отвезти Варю к няньке в Пушкино – там не было никаких налетов, – а самой остаться в Москве. Боже мой, какая я дура!»

Но возвращаться в Москву было уже нельзя. Татьяна Петровна решила выступать в лазаретах – их было несколько в городке – и успокоилась. Городок начал ей даже нравиться, особенно когда пришла зима и завалила его снегом. Дни стояли мягкие, серые. Река долго не замерзала; от ее зеленой воды поднимался пар.

Татьяна Петровна привыкла и к городку, и к чужому дому. Привыкла к расстроенному роялю, к пожелтевшим фотографиям на стенах, изображавшим неуклюжие броненосцы береговой обороны. Старик Потапов был в прошлом корабельным механиком. На его письменном столе с выцветшим зеленым сукном стояла модель крейсера «Громобой», на котором он плавал. Варе не позволяли трогать эту модель. И вообще не позволяли ничего трогать.

Татьяна Петровна знала, что у Потапова остался сын-моряк, что он сейчас в Черноморском флоте. На столе рядом с моделью крейсера стояла его карточка. Иногда Татьяна Петровна брала ее, рассматривала и, нахмурив тонкие брови, задумывалась. Ей все казалось, что она где-то его встречала, но очень давно, еще до своего неудачного замужества. Но где? И когда?

Моряк смотрел на нее спокойными, чуть насмешливыми глазами, будто спрашивал: «Ну что ж? Неужели вы так и не припомните, где мы встречались?»

– Нет, не помню, – тихо отвечала Татьяна Петровна.

– Мама, с кем ты разговариваешь? – кричала из соседней комнаты Варя.

– С роялем, – смеялась в ответ Татьяна Петровна.

Среди зимы начали приходить письма на имя Потапова, написанные одной и той же рукой. Татьяна Петровна складывала их на письменном столе. Однажды ночью она проснулась. Снега тускло светили в окна. На диване всхрапывал серый кот Архип, оставшийся в наследство от Потапова.

Татьяна Петровна накинула халат, пошла в кабинет к Потапову, постояла у окна. С дерева беззвучно сорвалась птица, стряхнула снег. Он долго сыпал белой пылью, запорошил стекла.

Татьяна Петровна зажгла свечу на столе, села в кресло, долго смотрела на язычок огня – он даже не вздрагивал. Потом она осторожно взяла одно из писем, распечатала и, оглянувшись, начала читать.

«Милый мой старик, – читала Татьяна Петровна, – вот уже месяц, как я лежу в госпитале. Рана не очень тяжелая. И вообще она заживает. Ради бога, не волнуйся и не кури папиросу за папиросой. Умоляю!»

«Я часто вспоминаю тебя, папа, – читала дальше Татьяна Петровна, – и наш дом, и наш городок. Все это страшно далеко, как будто на краю света. Я закрываю глаза и тогда вижу: вот я отворяю калитку, вхожу в сад. Зима, снег, но дорожка к старой беседке над обрывом расчищена, а кусты сирени все в инее. В комнатах трещат печи. Пахнет березовым дымом. Рояль наконец настроен, и ты вставил в подсвечники витые желтые свечи – те, что я привез из Ленинграда. И те же ноты лежат на рояле: увертюра к «Пиковой даме» и романс «Для берегов отчизны дальней». Звонит ли колокольчик у дверей? Я так и не успел его починить. Неужели я все это увижу опять? Неужели опять буду умываться с дороги нашей колодезной водой из кувшина? Помнишь? Эх, если бы ты знал, как я полюбил все это отсюда, издали! Ты не удивляйся, но я говорю тебе совершенно серьезно: я вспоминал об этом в самые страшные минуты боя. Я знал, что защищаю не только всю страну, но и вот этот ее маленький и самый милый для меня уголок – и тебя, и наш сад, и вихрастых наших мальчишек, и березовые рощи за рекой, и даже кота Архипа. Пожалуйста, не смейся и не качай головой.

Может быть, когда выпишусь из госпиталя, меня отпустят ненадолго домой. Не знаю. Но лучше не жди».

Татьяна Петровна долго сидела у стола, смотрела широко открытыми глазами за окно, где в густой синеве начинался рассвет, думала, что вот со дня на день может приехать с фронта в этот дом незнакомый человек и ему будет тяжело встретить здесь чужих людей и увидеть все совсем не таким, каким он хотел бы увидеть.

Утром Татьяна Петровна сказала Варе, чтобы она взяла деревянную лопату и расчистила дорожку к беседке над обрывом. Беседка была совсем ветхая. Деревянные ее колонки поседели, заросли лишаями. А сама Татьяна Петровна исправила колокольчик над дверью. На нем была отлита смешная надпись: «Я вишу у дверей – звони веселей!» Татьяна Петровна тронула колокольчик. Он зазвенел высоким голосом. Кот Архип недовольно задергал ушами, обидевшись, ушел из прихожей: веселый звон колокольчика казался ему, очевидно, нахальным.

Днем Татьяна Петровна, румяная, шумная, с потемневшими от волнения глазами, привела из города старика настройщика, обрусевшего чеха, занимавшегося починкой примусов, керосинок, кукол, гармоник и настройкой роялей. Фамилия у настройщика была очень смешная: Невидаль. Чех, настроив рояль, сказал, что рояль старый, но очень хороший. Татьяна Петровна и без него это знала.

Когда он ушел, Татьяна Петровна осторожно заглянула во все ящики письменного стола и нашла пачку витых толстых свечей. Она вставила их в подсвечники на рояле. Вечером она зажгла свечи, села к роялю, и дом наполнился звоном.

Когда Татьяна Петровна перестала играть и погасила свечи, в комнатах запахло сладким дымом, как бывает на елке.

Варя не выдержала.

– Зачем ты трогаешь чужие вещи? – сказала она Татьяне Петровне. – Мне не позволяешь, а сама трогаешь? И колокольчик, и свечи, и рояль – все трогаешь. И чужие ноты на рояль положила.

– Потому что я взрослая, – ответила Татьяна Петровна.

Варя, насупившись, недоверчиво взглянула на нее. Сейчас Татьяна Петровна меньше всего походила на взрослую. Она вся как будто светилась и была больше похожа на ту девушку с золотыми волосами, которая потеряла хрустальную туфлю во дворце. Об этой девушке Татьяна Петровна сама рассказывала Варе.


Еще в поезде лейтенант Николай Потапов высчитал, что у отца ему придется пробыть не больше суток. Отпуск был очень короткий, и дорога отнимала все время.

Поезд пришел в городок днем. Тут же, на вокзале, от знакомого начальника станции лейтенант узнал, что отец его умер месяц назад и что в их доме поселилась с дочерью молодая певица из Москвы.

– Эвакуированная, – сказал начальник станции.

Потапов молчал, смотрел за окно, где бежали с чайниками пассажиры в ватниках, в валенках. Голова у него кружилась.

– Да, – сказал начальник станции, – хорошей души был человек. Так и не довелось ему повидать сына.

– Когда обратный поезд? – спросил Потапов.

– Спасибо, – ответил Потапов и вышел.

Начальник посмотрел ему вслед, покачал головой.

Потапов прошел через город, к реке. Над ней висело сизое небо. Между небом и землей наискось летел редкий снежок. По унавоженной дороге ходили галки. Темнело. Ветер дул с того берега, из лесов, выдувал из глаз слезы.

«Ну что ж! – сказал Потапов. – Опоздал. И теперь это все для меня будто чужое – и городок этот, и река, и дом».

Он оглянулся, посмотрел на обрыв за городом. Там стоял в инее сад, темнел дом. Из трубы его поднимался дым. Ветер уносил дым в березовую рощу.

Потапов медленно пошел в сторону дома. Он решил в дом не заходить, а только пройти мимо, быть может, заглянуть в сад, постоять в старой беседке. Мысль о том, что в отцовском доме живут чужие, равнодушные люди, была невыносима. Лучше ничего не видеть, не растравлять себе сердце, уехать и забыть о прошлом!

«Ну что же, – подумал Потапов, – с каждым днем делаешься взрослее, все строже смотришь вокруг».

Потапов подошел к дому в сумерки. Он осторожно открыл калитку, но все же она скрипнула. Сад как бы вздрогнул. С веток сорвался снег, зашуршал. Потапов оглянулся. К беседке вела расчищенная в снегу дорожка. Потапов прошел в беседку, положил руки на старенькие перила. Вдали, за лесом, мутно розовело небо – должно быть, за облаками подымалась луна. Потапов снял фуражку, провел рукой по волосам. Было очень тихо, только внизу, под горой, бренчали пустыми ведрами женщины – шли к проруби за водой.

Потапов облокотился о перила, тихо сказал:

– Как же это так?

Кто-то осторожно тронул Потапова за плечо. Он оглянулся. Позади него стояла молодая женщина с бледным строгим лицом, в накинутом на голову теплом платке. Она молча смотрела на Потапова темными внимательными глазами. На ее ресницах и щеках таял снег, осыпавшийся, должно быть, с веток.

– Наденьте фуражку, – тихо сказала женщина, – вы простудитесь. И пойдемте в дом. Не надо здесь стоять.

Потапов молчал. Женщина взяла его за рукав и повела по расчищенной дорожке. Около крыльца Потапов остановился. Судорога сжала ему горло, он не мог вздохнуть. Женщина так же тихо сказала:

– Это ничего. И вы, пожалуйста, меня не стесняйтесь. Сейчас это пройдет.

Она постучала ногами, чтобы сбить снег с ботиков. Тотчас в сенях отозвался, зазвенел колокольчик. Потапов глубоко вздохнул, перевел дыхание.

Он вошел в дом, что-то смущенно бормоча, снял в прихожей шинель, почувствовал слабый запах березового дыма и увидел Архипа. Архип сидел на диване и зевал. Около дивана стояла девочка с косичками и радостными глазами смотрела на Потапова, но не на его лицо, а на золотые нашивки на рукаве.

– Пойдемте! – сказала Татьяна Петровна и провела Потапова в кухню.

Там в кувшине стояла холодная колодезная вода, висело знакомое льняное полотенце с вышитыми дубовыми листьями.

Татьяна Петровна вышла. Девочка принесла Потапову мыло и смотрела, как он мылся, сняв китель. Смущение Потапова еще не прошло.

– Кто же твоя мама? – спросил он девочку и покраснел.

Вопрос этот он задал, лишь бы что-нибудь спросить.

– Она думает, что она взрослая, – таинственно прошептала девочка. – А она совсем не взрослая. Она хуже девочка, чем я.

– Почему? – спросил Потапов.

Но девочка не ответила, засмеялась и выбежала из кухни.

Потапов весь вечер не мог избавиться от странного ощущения, будто он живет в легком, но очень прочном сне. Все в доме было таким, каким он хотел его видеть. Те же ноты лежали на рояле, те же витые свечи горели, потрескивая, и освещали маленький отцовский кабинет. Даже на столе лежали его письма из госпиталя – лежали под тем же старым компасом, под который отец всегда клал письма.

После чая Татьяна Петровна провела Потапова на могилу отца, за рощу. Туманная луна поднялась уже высоко. В ее свете слабо светились березы, бросали на снег легкие тени.

А потом, поздним вечером, Татьяна Петровна, сидя у рояля и осторожно перебирая клавиши, обернулась к Потапову и сказала:

– Мне все кажется, что где-то я уже видела вас.

– Да, пожалуй, – ответил Потапов.

Он посмотрел на нее. Свет свечей падал сбоку, освещал половину ее лица. Потапов встал, прошел по комнате из угла в угол, остановился.

– Нет, не могу припомнить, – сказал он глухим голосом.

Татьяна Петровна обернулась, испуганно посмотрела на Потапова, но ничего не ответила.

Потапову постелили в кабинете на диване, но он не мог уснуть. Каждая минута в этом доме казалась ему драгоценной, и он не хотел терять ее.

Он лежал, прислушивался к воровским шагам Архипа, к дребезжанию часов, к шепоту Татьяны Петровны, – она о чем-то говорила с нянькой за закрытой дверью. Потом голоса затихли, нянька ушла, но полоска света под дверью не погасла. Потапов слышал, как шелестят страницы, – Татьяна Петровна, должно быть, читала. Потапов догадывался, что она не ложится, чтобы разбудить его к поезду. Ему хотелось сказать ей, что он тоже не спит, но он не решился окликнуть Татьяну Петровну.

В четыре часа Татьяна Петровна тихо открыла дверь и позвала Потапова. Он зашевелился.

– Пора, вам надо вставать, – сказала она. – Очень жалко мне вас будить!

Татьяна Петровна проводила Потапова на станцию через ночной город. После второго звонка они попрощались. Татьяна Петровна протянула Потапову обе руки, сказала:

– Пишите. Мы теперь как родственники. Правда?

Потапов ничего не ответил, только кивнул головой.

Через несколько дней Татьяна Петровна получила от Потапова письмо с дороги.

«Я вспомнил, конечно, где мы встречались, – писал Потапов, – но не хотел говорить вам об этом там, дома. Помните Крым в двадцать седьмом году? Осень. Старые платаны в Ливадийском парке. Меркнущее небо, бледное море. Я шел по тропе в Ореанду. На скамейке около тропы сидела девушка. Ей было, должно быть, лет шестнадцать. Она увидела меня, встала и пошла навстречу. Когда мы поравнялись, я взглянул на нее. Она прошла мимо меня быстро, легко, держа в руке раскрытую книгу. Я остановился, долго смотрел ей вслед. Этой девушкой были вы. Я не мог ошибиться. Я смотрел вам вслед и почувствовал тогда, что мимо меня прошла женщина, которая могла бы и разрушить всю мою жизнь, и дать мне огромное счастье. Я понял, что могу полюбить эту женщину до полного отречения от себя. Тогда я уже знал, что должен найти вас, чего бы это ни стоило. Так я думал тогда, но все же не двинулся с места. Почему – не знаю. С тех пор я полюбил Крым и эту тропу, где я видел вас только мгновение и потерял навсегда. Но жизнь оказалась милостивой ко мне, я встретил вас. И если все окончится хорошо и вам понадобится моя жизнь, она, конечно, будет ваша. Да, я нашел на столе у отца свое распечатанное письмо. Я понял все и могу только благодарить вас издали».

Татьяна Петровна отложила письмо, туманными глазами посмотрела на снежный сад за окном, сказала:

– Боже мой, я никогда не была в Крыму! Никогда! Но разве теперь это может иметь хоть какое-нибудь значение? И стоит ли разуверять его? И себя!

Она засмеялась, закрыла глаза ладонью. За окном горел, никак не мог погаснуть неяркий закат.

Стихотворение с самого начала насыщено “ожившими” в представлении автора неодушевленными предметами окружающего мира. Добро, красота и истина здесь в одной связке. Описываются все прелести природы в лирическом образе. Видится явное сближение красот природы с культурой, с настоящим поэтическим талантом.

Философские рассуждения скорости жизни и ее смысла тесно сливаются с картинами природы, пейзажами. Темой является название стихотворения, которое помогает отчетливо представить ее в образе падающих снежинок – движения жизни.

Идет снег и создает состояние общего смятения и путаницу в образе главного героя, чьи размышления о смысле жизни, которая проносится столь быстро, как падающие снежинки. Жизнь почти прожита и просто невозможно с уверенностью сказать, с какой скоростью проходят дни. Короткий срок человеческой жизни и бесконечность природы объединились в снегопад. В этом единстве подразумевается искусство, поэзия. Герой-лирик рассуждает о том, что приготовила судьба в конце жизненного снегопада.

(Пока оценок нет)


Другие сочинения:

  1. Осень постепенно отдает свои права зиме. Утром уже очень холодно, кое-где появляется первый иней. Днем солнце старается прогреть воздух, но, наверное, ему уже не хватает сил. Во всем ощущается морозное дыхание зимы. За ночь на небе собрались тучи, а утром, Read More ......
  2. Ночь Стихотворение о реальном полете самолета и сидящего в нем летчика, уносящегося в заоблачную даль. Летчик смотрит с высоты своего полета вниз, где своим ходом течет размеренная жизнь городов, работают заводы, гуляют люди, пишет поэт-художник свою творческую картину. Летчик, уносящийся Read More ......
  3. Во всем мне хочется дойти… В произведении выложена главная идея: взгляды автора на то, каким должен быть настоящий поэт настоящего времени, какой его творимая поэзия, при этом не считающего себя талантливым, хотя имеет к этому стремление. Необходимо жить, анализируя поступки. Read More ......
  4. А снег все шел и шел… Он неслышно опускался на еще не остывшую землю… Медленно кружась, прикрывал изумрудно-зеленую легкомысленную травку, так необдуманно выглянувшую поздней осенью… Белым саваном укутывал гордые головки цветов, вдруг распустившихся и раскрывших свои сердечки совсем не вовремя… Read More ......
  5. С давних пор люди с трепетом относятся к различным явлениям природы. Кажется, что мы знаем все о природе происходящего, но все равно с трепетом наблюдаем за появлением радуги, за первыми лучами солнца и за первым снегом. Так и дети на Read More ......
  6. Мелкий снег Действие происходит в тридцатые годы и заканчивается весной 1941 г. Сестры Макиока принадлежат к старинному роду. Когда-то их фамилия была известна всем жителям Осака, но в двадцатые годы финансовое положение Макиока-отца пошатнулось, и семья посте­пенно обеднела. Сыновей у Read More ......
  7. Быть знаменитым некрасиво Адресация стихотворения имеет точное направление – коллегам-литераторам автора. В произведении поэтом было определено широкое понятие кодекса чести, которого следует придерживаться настоящему поэту, писателю, или вообще – литератору. Он подверг критике работников литературной стези, которые больше пекутся о Read More ......
  8. Горячий снег Дивизию полковника Деева, в состав которой входила артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в числе многих других перебрасывали под Сталинград, где скапливались основные силы Советской Армии. В состав батареи входил взвод, которым командовал лейтенант Кузнецов. Дроздовский и Кузнецов Read More ......
Краткое содержание Снег идет Пастернак

Стихотворение было написано поэтом в 1957 г. по поводу необыкновенно раннего московского снегопада.

С первого взгляда произведение кажется простым и похожим на обыкновенную детскую считалочку. Это подчеркивается многократно повторяемым рефреном «снег идет» и самим построением стихотворения. Его ритм рваный с чередующимися рифмами.

Однако постепенно Пастернак от простого описания снегопада переходит к сложной метафоре, уподобляя падающий снег небосводу, спускающемуся на землю «в заплатанном салопе».

В стихотворении ставится один из центральных философских вопросов - проблема времени и существования в нем человека. Поэт отмечает, что за этим размеренным снегопадом (спускающимся небосводом) незаметно проходит время, «жизнь не ждет».

Время и, следовательно, человеческая жизнь проходит в одном темпе с этим завораживающим снегопадом. Автор ставит вопрос о том, каков же этом темп? Или, точнее, относительно чего следует измерять скорость этого движения?

Относительно неба – это ленивая смена одного года за другим. Относительно же человека – годы бегут, как «слова в поэме». Жизнь незаметно проходит.

Заключительная строфа особенно подчеркивает эту мысль. Темп стихотворения значительно возрастает. Три раза подряд повторяется основной рефрен, а затем следует перечисление обыденных вещей (пешеход, растения, перекресток), промелькнувших на мгновенье в непрерывном потоке снегопада-времени.

Анализ стихотворения Снег идет по плану

Возможно вам будет интересно

  • Сочинение Анализ поэмы Облако в штанах Маяковского (стихотворение)

    Изначально поэма имела другое название, «Тринадцать апостолов». Тринадцатым апостолом Маяковский видел себя. Но её не пропустила цензура. И название пришлось поменять

  • Анализ стихотворения Жизнь Некрасова

    Стихотворение Некрасова «Жизнь» наполнено глубоким философским смыслом. Поэт затронул интересную тему в своём произведение – это вечная борьба добра и зла в душе человека.

  • Анализ стихотворения Три пальмы Лермонтова 6 класс

    Лермонтов представляет свое стихотворение Три пальмы как восточное сказание. Соответственно, тут читатель ожидает увидеть некую восточную мудрость, которая могла бы позволить понять нечто о мироздании.

  • Анализ стихотворения Чудная картина Фета

    Есть такой жанр, в котором работают некоторые художники и он называется миниатюрой. Эти картины изображаются на совершенно маленьком полотне, по которому работают маленькими кистями.

  • Анализ стихотворения Лермонтова Я не люблю тебя; страстей…