Анатолий разумов вернуть сохраненные имена. Анатолий разумов о проектах развития мемориала "левашовская пустошь"

Расскажите, пожалуйста, об идее строительства православного храма в Левашове. Чья это идея? Как она возникла? На какой стадии развития находится в данный момент?

А.Я.Разумов: То есть - храма на Левашовском мемориальном кладбище, на котором погребены, по официальным сведениям, около 50, а по наименьшим оценкам - около 20 тысяч расстрелянных граждан.

Думаю, что идея возникла сразу же, как только кладбище признали и открыли. Затем Алексей Григорьевич Леляков и Людмила Александровна Хангу в проекте левашовского мемориала оформили ту же идею - поставить часовню. Но и эта часть первоначального проекта, и многие другие, к примеру, стена с именами, величественный многометровый крест простой формы - ушли, не были реализованы. Насколько помню, у города просто не нашлось денег на реализацию проекта. В 1996 году под руководством Ивана Григорьевича Уралова и при участии Лелякова завершилось оформление кладбища, уже по изменённому проекту. А идея всё жила. Приходящие на кладбище хотели там видеть часовню. Часовню, храм - не это важно. В первом и третьем изданиях брошюры «Левашовское мемориальное кладбище» (1999, 2006) мы поместили в ряду цитат из Книги посетителей строчку: «Не хватает Храма». Видимо, самое лаконичное выражение этой идеи.

Вот уж несколько лет, как в первое воскресенье февраля в Левашове отмечается День Всех Святых. Большая поездка, как правило, от нескольких приходов, много паломников, молодёжи, детей, проводится богослужение несколькими священниками. Народу бывает в эти дни - сопоставимо с 30-м октября, Днём памяти жертв политических репрессий. Собравшиеся поминают всех погибших и тоже говорят: в этом месте не хватает храма. Вот так естественно, только в новом обличии, пришла мысль о том, чтобы в Левашове всё-таки поставить часовню, храм.
Конечно, главный герой в новое время - протоиерей Владимир Сорокин, настоятель Князь-Владимирского собора. Как составитель православного епархиального синодика, а также многоконфессионального «Санкт-Петербургского мартиролога», он всегда жил этой идеей, ведь только православных в Левашове могут быть погребены около двух тысяч священников, монашествующих и церковных активистов, не говоря уж о количестве православных в целом. Будущий храм о. Владимир представлял себе каким-то необычным, особенным - как Храм Сердца, Храм Памяти Сердца, ведь палачи били по самому трепетному и дорогому: по сердцу, по сердцу народа. Лучше бы ему самому об этом рассказать, он готов всем рассказывать. Мы давно в хороших дружеских отношениях, я всегда приглашаю о. Владимира на презентации томов «Ленинградского мартиролога», он приходит, выступает, и, конечно же, делился своей идеей.

Но одно дело идея, другое дело - как её воплотить. Понятно, что ничего помпезного или сверхдавящего в Левашове затеять невозможно. Должно быть нечто сомасштабное. Такое определение потом нашли архитекторы, я считал - нечто соразмерное. Вот, не помню точно, но когда стали думать, каким образом осуществить идею, какие могут быть варианты и предложения, кажется, именно отец Владимир первым предложил найти архитекторов, которым это должно быть близко по сердцу, по жизни. Я вспомнил нескольких. Это Кира Константиновна Литовченко, с которой я очень давно знаком. Её тётя, Кира Оболенская, расстреляна по приговору Ленинградской тройки, канонизирована Русской православной церковью. Кира Константиновна много работала в области реставрации церковных строений. Это Татьяна Николаевна Ознобишина. Дед Татьяны Николаевны Владимир Ознобишин был полковником Преображенского полка. После революции дважды арестован - выслан, посажен в лагерь. В третий раз арестован, уже в городе Петушки, тогда Московской области, и, в конце концов, расстрелян на Бутовском полигоне НКВД. Но и в наш Мартиролог мы его имя внесли - как ленинградца, петербуржца. Вспомнил я и Татьяну Николаевну Милорадович, потому что по её проекту в Левашове установлен памятник финнам-ингерманландцам. Ознобишина и Литовченко восприняли очень всерьез наше предложение и стали думать над проектом.
Думали, возможно ли прямое архитектурное воплощение идеи Храма Сердца, Храма Памяти Сердца. Потом стали думать о храме-часовне новомучеников при Феодоровском соборе. Когда завершится реставрация и собор будет открыт, как быть с часовней? Сооружение временное, но её трогательный облик, придуманный архитектором Георгием Васильевым, запечатлелся в сознании жителей города. Часовня известна, её можно найти в Интернете и даже в брошюре, выпущенной «Мемориалом» и посвящённой памятниках репрессированным.

Идея оказалась близка прежде всего членам общины храма-часовни. Многие из них давно посещают Левашовское мемориальное кладбище. Однажды, увидев, как я приезжаю и ухаживаю за памятниками в Левашове, спросили: «Можно, мы вам поможем?» Теперь мы каждую весну ездим. Часа за два-три перемываем все памятники.
Я поехал специально к часовне, поехал на Левашовское мемориальное кладбище. Попытался представить часовню на новом месте. Да, кажется, уместно и соразмерно. И архитекторы ездили и туда, и сюда. Смотрели на часовню снаружи, смотрели интерьер и думали, где именно это могло бы быть уместно в Левашове.

2 августа прошлого года в Питер с крестным ходом прибыли паломники от Храма новомучеников из подмосковного Бутова, такого же могильника НКВД, как и Левашово. С настоятелем Бутовского храма о. Кириллом Каледой я знаком хорошо ещё по тому времени, когда в Бутове проводились археологические исследования по благословению патриарха Алексия. Большая группа московских паломников и питерских паломников от Князь-Владимирского собора и храма Иоанна Богослова (историческое подворье Леушинского монастыря) посетили Левашово. Обсуждали и идею возведения храма-часовни. На обратном пути заехали к Феодоровскому собору, в храме-часовне новомучеников нас ожидали настоятель, о. Александр Сорокин и член общины. Была общая трапеза. Только что паломники видели Левашово, а теперь вот часовню. И пришли к согласию: да, наверное, это было бы хорошо и по соразмерности (сомасштабности), и, по сути - несколько лет храм-часовня непосредственно служит памяти о новомучениках.

После этой поездки началась профессиональная работа архитекторов. В прямом виде перенос часовни невозможен, она создана из временных материалов. Но возможно воссоздание в обновлённом виде. Возможно прибавить цокольный этаж и устроить в нём зал общегражданского назначения, зал Памяти Сердца. За проектирование взялась Татьяна Николаевна Ознобишина. И проект получился.

Когда думали о том, где именно ставить храм-часовню в Левашове, очень долго ходили и приглядывались. Перебирали варианты: где-то на подходе к кладбищу? у входа? непосредственно на территории кладбища? И на территории тоже несколько присматривали. Просилось место по левую сторону центральной дорожки кладбища, за сараем-ангаром, там, где светлая поляна, открытое пространство. Но тогда расположение алтаря и входа было бы для посетителей неудобным. И, в конце концов - как ни удивительно - мы остановились практически на том месте, которое было когда-то определено для часовни по первоначальному проекту мемориала. Место было на самом деле очень удачно продумано. По левую сторону центральной дорожки идет некоторое понижение рельефа, а по правую сторону наоборот, рельеф чуть-чуть повышается.

Там, где сейчас стоит звонница?

А.Я.Разумов: Там, где стоит звонница, правее звонницы. Мы походили, посмотрели - там тоже есть естественная поляна, не очень большая. Но ведь и часовня-то у Феодоровского собора небольшая - 12 метров на 12 метров.
И вот ещё что для нас было очень важно. Мы следовали мысли, принятой при первых же обсуждениях о будущем Левашовского кладбища. Тогда архитекторы и художники во главе с Феликсом Романовским решили что надо, по возможности, сохранить всё, как есть, ландшафт, прежде всего. Сохранить ландшафт, и только каким-то образом чуть развивать его. И мы это принимаем, именно поэтому вокруг храма-часовни сохранятся практически все деревья, за исключением нескольких. Сохраняются сосны, берёзы и, конечно, все рябины и яблони на поляне между звонницей и зданием администрации (музея кладбища). Храм будет стоять в деревьях, открытый в сторону звонницы. По высоте он получается метров примерно 27, очень сомасштабно.

При эскизном проектировании удалось решить очень сложную задачу: несколько изменить размеры и внешний облик храма-часовни, но полностью передать общее впечатление от неё. Прибавляя цокольный этаж, мы чуть приподнимаем храм, отсюда общее пропорциональное изменение размеров. При строительстве будут использованы другие, более надёжные материалы, к примеру, кирпич вместо пенобетонных блоков. И это также чуть меняет размеры. А интерьер, намоленная часть храма, практически переносится. Важно было вписать его в обновлённую форму. И это удалось.

Я показывал компьютерные картинки будущего храма-часовни во время экскурсий, которые проводил недавно в Левашове: для Московской молодежной киношколы, перед их поездкой на Соловки, для паломников из Архангельска во главе с о. Иоанном Приваловым. Походим по кладбищу, а потом показываю картинки. Говорят: «Вот поразительно, как будто бы здесь и храм и стоял».

Еще полтора или два года назад мне было трудно представить, как найти хорошее, удачное решение, которое бы ничему не противоречило в Левашове. Мне кажется, оно найдено.

Это будет также иметь статус часовни?

Храм-часовня. Так же, как и на старом месте.

То есть это будет не действующий храм, а часовня? В статусе часовни?

Речь идет о воссоздании в Левашове храма-часовни. И так же служить будет. С какими-то особенностями, применительно к Левашову.

На этом месте разве нет захоронений?

Нет, конечно. Ведь прежде чем Леляков и Хангу взялись за проект благоустройства Левашова, кладбище было исследовано, обследовано Трестом ГРИИ и группой ВСЕГЕИ на предмет захоронений. Известна также и давно опубликована примитивная «Схема дачи со сроком и количеством захоронений», созданная в 1960-е годы. Погребения начинаются дальше. Хотя при проведении работ снятие грунта и обследование места обязательны. Так было и в Бутове, когда ставили деревянный храм на территории бывшего могильника. В Бутове предполагаемую площадку отодвигали, когда выяснилось, что рядом расстрельный ров.

У вас есть документы этих исследований?

А.Я.Разумов: Не все, но частично есть. И мы их даже прикладывали к проекту. Скажем, разрезы шурфов. И схема, составленная ВСЕГЕИ, подписанная руководителем этой группы Александром Николаевичем Олейниковым.
Статус территории каков? Она принадлежит городу? Какой сейчас статус у Левашовской пустоши?
Левашовская пустошь - название, придуманное журналистами. С 1989 года, со времени открытия, это Левашовское мемориальное кладбище. Кладбище подчиняется ГУП РУ -Государственному унитарному предприятию «Ритуальные услуги». Долгое время прорабатывается и обсуждается вопрос преобразования кладбища в самостоятельное Государственное учреждение, подобно Пискарёвскому кладбищу, но для изменения статуса надо вносить изменения в закон о муниципальных образованиях. И это очень непросто. Так что пока всё остаётся по-прежнему. Отсюда - минимальное слабенькое финансирование этого кладбища, оно ведь не действующее. Зато производит сильное впечатление уровень ухоженности кладбища.

А как город относится к вашей идее возведения церкви?

А.Я. Разумов: В прошлом году в газете ГУП «Ритуальные услуги» поместили заметку о том, что вот на этом кладбище будет такой храм-часовня. Для нас это был еще вопрос неопределенный и нерешенный, еще думали о проекте храма. То есть, вполне благожелательно восприняли. От всех, кто об этом узнаёт, я ничего худого не слышал. Партиарх Кирилл, при посещении Князь-Владимирского собора на Пасху в прошлом году благословил о. Владимира Сорокина лично озаботиться строительством. На заседании Петербургской комиссии по восстановлению жертв политических репрессий я сообщил об этом. Члены общественного совета Книги памяти «Ленинградский мартиролог» и член Комиссии Люция Александровна Барташевич и Сергей Дмитриевич Хахаев восприняли идею полностью. Идею воссоздания храма-часовни одобрил, насколько мне известно, и попечительский совет Феодоровского собора. Эскизный проект одобрил митрополит Владимир. Он же обращался к губернатору по вопросу отвода участка под храм-часовню. Губернатор ответила благожелательно, рекомендовала подавать документы в установленном порядке. Что мы и сделали. Открыт счёт, деньги на проектирование и строительство собираются всем обществом: переводами, или в специальную кружку в Князь-Владимирском соборе.

Звонницу, я думаю, мы восстановим в первоначальном виде. Года два тому назад её меняли, т.к. за 15 лет деревянные опоры совсем обветшали. Но при замене сильно понизили - метра на 2,5. А ведь прежняя звонница была как символ для Левашова. Ее будет достаточно легко восстановить, она хорошо видна во всех деталях на многочисленных фотографиях. Конечно же, в прежнем виде она сомасштабна, соразмерна будущему храму-часовне. И будут добавлены колокола.

Там поставлены памятники многих конфессий. Если они также захотят поставить свои религиозные здания, что будет?

А.Я.Разумов: Мы ставим ту часовню, о которой мечтали и которую хотели поставить.
В давние уже времена пришлось выдержать споры о Левашове, вплоть до сердечных приступов, с представителями и чиновничества и, как ни странно, общественных организаций. Изначально выступал за то, чтобы инициативы установки памятников, возникающие от сердца, в Левашове реализовывались. Будь то индивидуальные памятники или конфессиональные, земляческие, групповые. Лично поддерживал всё, что там ставили. Каждый памятник фотографировали для новых изданий брошюры «Левашовское мемориальное кладбище» и для томов «Ленинградского мартиролога». У нас получилось удивительное место. На Левашовском мемориальном кладбище никто не толкался, друг другу не мешал и не противоречил. Так сложилось. Поскольку и сам имею к этому некоторое отношение, не перестаю радоваться. Думаю, ход был найден верный.

Так и во время экскурсий говорю. Когда люди ступили на кладбище впервые, в дни, открытые для массового посещения, они входили в тёмный и мрачный лес, заросшая травой тропинка вела в жуткий центр жуткого места… Ступали со страхом. Но первые же посетители принесли с собой какие-то записочки, ленточки, фотографии. Они медленно шли к центру и начинали размещать принесённое на деревьях, там, где им сердце подскажет. И так стал складываться облик этого кладбища. Раньше, чем власть или облеченные властью архитекторы и художники решили попытаться придать могильнику НКВД-МГБ другое звучание современными архитектурными и художественными формами. Им пришлось учитывать уже существующее, общественное. Прошёл год, два после открытия кладбища, стало ясно, что официальный проект мемориала каким-то образом существует, но не реализовывается, ничего не ставят. И я подумал, что нужно как-то укрепить положение индивидуальных памятников. Надо придумать, чтобы они здесь и остались, чтобы всё и далее спокойно и свободно развивалось. Что сделать? Может быть, попытаться поставить групповой памятник, от Публичной библиотеки, в которой работаю? У нас человек двадцать расстреляны. Я был редактором стенгазеты библиотеки, пропагандировал Левашово, придумал и нарисовал эскиз и даже убедил директора библиотеки Владимира Николаевича Зайцева, что мы должны поставить памятник. Вопрос был решён, но что-то смущало внутренне, какая-то формальная сторона идеи. На каждом предприятии, в каждом учреждении есть погибшие, расстрелянные, можно представить всё многообразие предприятий и учреждений, которые могли бы поставить такие памятники… Тогда, думаю, надо, чтобы идея была неформальнее, ближе к сердцу, к ощущениям человеческим. А я родом из Белоруссии и ходил в землячество, Белорусское товарищество. Предложу-ка я им поставить памятник белорусский, чтобы он воспринимался, как угодно: и погибшим белорусам и жителям Беларуси, и от Беларуси - всем погибшим… А облик памятника? Наверное, простой, вряд ли кому помешает крест Евфросинии Полоцкой, он же по форме известен и как лотарингский, в то время он был на государственном гербе Беларуси - пусть будет этот крест. Нарисовал его в пропорциях, какие себе представлял, отнес эскиз в столярку, и мужички сказала: «Да сделаем. Дуб подойдет?». Подойдёт. И сделали это осенью 1991 года. После того, как сделали, мы собрались деньгами в Белорусском товариществе. Под зиму мы его не решились ставить, а до весны к нам присоединились ещё и литовцы, мы дружественно общались с литовским землячеством, решили, что это будет памятник белорусско-литовский.

Когда подбирали для него место, был жил еще Дмитрий Иванович Богомолов, инициатор конкурса и автор одного из проектов главного памятника жертвам репрессий, на Троицкой площади. Вот уж кто о Левашове радел. Если бы не такие энтузиасты в первые годы, думаю, что и забор, может быть, рухнул бы. Я рассказал Дмитрию Ивановичу об идее, и он совершенно загорелся. Но, желая, чтобы это всё возымело огромное действие, он решил, что памятник должен быть на видном месте: «Давайте тогда белорусско-литовский крест поставим перед лесом. А потом и другие будут ставить памятники в один ряд». Примерно там, где звонница сейчас, где предполагалась когда-то стена с именами. Не хотелось нам так ставить, трудно было противостоять, но все равно мы не могли миновать ни одну инстанцию без согласования, а это и Администрация Петербурга, и архитекторы-авторы проекта. Хангу с нами поехала в Левашово, замечательный архитектор. Мы ходили по кладбищу, смотрели. И она говорит: «Никто бы нам всем не запретил поставить тут памятник, но это какая-то искусственная идея. А посмотрите, сколько на кладбище естественных площадок. Ну, найдите себе какую-нибудь. Пусть эти белорусы подыщут». Вскоре была делегация из Белоруссии. Мы снова ходили-ходили, и когда повернули налево от центральной площадки и дошли до поляны, которая стала теперь поляной памятников, корреспондент белорусского телевидения вдруг остановился на дорожке и говорит: «Смотрите, пять берез. На их фоне пусть и станет белорусский памятник». Споров не было. 8 мая 1992 года состоялось открытие, освящение. Мы пригласили православного священника, католического и раввина. Раввин попросил быть ему первым, потому что иначе ему нельзя по правилам. Всё сошлось, и всё состоялось миром. Вот он и был открыт 8 мая 1992 года, первый земельно-конфессиональный памятник.

Рабочий кладбища Алексей Волчёнков, свидетель возведения левашовского забора в 1937 году, в день накануне открытия и освящения поставил в центре кладбища самодельный православный крест-голубец.
И с тех времен все вопросы в Левашове решались согласием. Уже через год в центре кладбища открывали русский православный и польский памятник, потому что одновременно родились оба проекта и сошлись авторы проектов, два замечательных человека - Дмитрий Иванович Богомолов от общества «Мемориал» и Леон Леонович Пискорский от общества «Полония».

Леон Леонович говорил: «Мы не можем поставить наш польский памятник раньше, это будет выглядеть нехорошо, если он встанет раньше православного. Давайте двигаться параллельно». Стали думать. Дмитрий Иванович нашел камень, вытесали крест, он сам написал икону. А «Полония» собирала деньги и здесь и в Польше. Собрали деньги на камень и на крест. Пискорский говорит: «Должна быть единая композиция. Центр, Голгофа - будет православный крест и ваш русский камень, а наш католический простой формы крест будет несколько наклонен к Голгофе. Открывать и освящать будем одновременно». Так и вышло в День памяти жертв политических репрессий 30 октября 1993 года. В канун национального польского Дня поминовения.

Это всегда трогательный день в Левашове. После панихиды поляки крестным ходом обходят все памятники - это очень подкупает, очень здорово. Как и слова, воспроизведенные на польском памятнике. Они не идентично переведены на русский как «Прощаем и простите нас». А дословно: «Прощаем и просим о прощении». Это слова из послания в честь 20-летия окончания войны немецким священникам. Поляки знали, что писать в Левашове. И Катынь есть, и все наши проблемы - в этом месте, в Левашове, мы прощаем и просим о прощении. Казалось бы, из самых сложных и драматических моментов. А как он решился в Левашове? Согласием.

И последующие памятники так же ставили: Ингерманландский финский, Еврейский, Немецкий, Псковский, Норвежский, Вологодский (насельницам Горицкого монастыря), Эстонский, Ассирийский, Украинский, Латышский, Литовский, Итальянский, расстрелянным энергетикам, расстрелянным глухонемым... Теперь все памятники воспринимаются естественно. А ведь были случаи, когда кто-то испытывал или даже выказывал настороженность к тому или иному из них.

Считаю, что в своё время мы не зря походили по инстанциям, с большой пользой. Ведь нам пришлось научиться переубеждать, преодолевать страхи, которые, как правило, реализуются в возражениях такого рода: А не помешает ли такой памятник тому-то или тем-то? А не пойдут ли тогда ставить памятники те-то и те-то? Возражения, хорошо известные с советского времени.

Но пока страх жив, мысли, порождаемые им, воспроизводятся. Однажды меня пригласили в Париж для участия в семинаре, посвящённом мемориализации мест массовых казней. Французы представили рассказ о сожжённой во время войны и хорошо у нас известной деревни Орадур (Орадур-Сюр-Глан) и еще нескольких мемориалах. От России пригласили представителя Бутовского полигона с рассказом о Бутове и меня - рассказать о Левашове. Левашово на собравшихся произвело значительно более сильное впечатлении по оформлению, по воплощению идеи. При обсуждении московский исследователь, хорошо мне знакомый историк, у которого есть книжки по репрессиям, задал «проблемный» вопрос: «Вы говорите, что в Левашове ставят самые разные индивидуальные памятники. А регламент? Есть ли правила? Кто разрешает? Ведь расстреливали и уголовников. А может быть, уголовники захотят поставить себе там памятники. И что вы будете тогда делать?». Историк практически воспроизвёл возражение тех ветеранов спецслужб, которые пугали изначально: «Ну, как это там можно ставить памятники? А вы знаете, что там и расстрелянные блокадные людоеды лежат…». Ответил коллеге, что не отказываюсь от приоритета «позволять» перед «запрещать». Посмотрите на левашовские памятники. Они все, что называется, хорошие. Я не знаю, чтобы кто-то хотел поставить памятник «уголовникам».

В Левашове другие проблемы. Регламент кладбища много раз обсуждался, есть Положение о кладбище, есть определённый порядок. К примеру, установка каждого конфессионального или группового памятника должна пройти согласование на уровне городской администрации, подобное тому, как прошёл его белорусско-литовский памятник. Индивидуальные памятники ставят по согласованию с дирекцией кладбища.

Из самого серьёзного: многие родственники расстрелянных добивались права, чтобы их там тоже «подхоронили». В петербургской комиссии по реабилитации вопрос обсуждался. Все кто мог и лично я были против. Но важно, как именно людей переубедить, отговорить и не огорчить. Мы много раз объясняли, что, во-первых, кладбище мемориальное, современных захоронений нет. Во-вторых, практически ни об одном расстрелянном нельзя точно утверждать, что он погребён в какой-то конкретной братской могиле. Если вы стремитесь подхоронить прах к праху, то это не точно, это не верно. Левашово стало символическим местом памяти о всех расстрелянных. И не только расстрелянных, но и погибших в ГУЛАГе.

О других проблемах много, до сердечных приступов, говорилось, когда мы сами обсуждали левашовский регламент. Помню, сильно подивило меня предложение убрать все индивидуальные памятники и поместить их на щитах вдоль забора кладбища, чтобы посетители ходили по бывшей собачьей охранной тропе и на них смотрели. Кто-то возражал против так называемых «групповых» памятников (обсуждали идею памятника глухонемым): «Хорошенькое дело? Сегодня - глухонемые, завтра безногие, а потом безрукие захотят поставить...». Возражение странное: истребили Общество глухонемых в 1937 году. И потомки погибших хотят в Левашове, официально признанном месте погребения расстрелянных, поставить памятник. Как можно этому препятствовать. Почему это должно какое-то сомнение вызывать? А где же им памятник ставить? Да, глухонемые, да, расстреляны. Если бы безногих расстреляли всех, они бы пусть себе памятник поставили. Кому мешает? Рассуждения удовлетворили участников парижского семинара.

А вы не думали о том, что часовня там должна быть экуменической?

А.Я.Разумов: Об этом думали, когда существовали фонд «Левашовская пустошь» имени Богомолова и его проекты. Такая идея одно время обсуждалась, не помню автора. Как и многие идеи головные, она не реализована, никто не предложил никакой такой формы, чтобы всех удовлетворила, и это можно было бы сделать. Идея ушла в прошлое. А вот идея обычной православной часовни жила. Несколько лет состоялось выездное заседание Комиссии по реабилитации, обсуждали возможность поставить новый деревянный домик для администрации кладбища, а существующий отдать музею. И тут кто-то предложил хоть в этом новом домике или в пристройке соорудить часовню. Не экуменическую, православную. Потому что большая часть людей, кто хотел видеть в Левашове часовню, имели в виду обычную православную часовню.
В Левашове возникает все не искусственно, а так, как оно возникает.
Так, вскоре поставят свой памятник вологодцы. И ещё будет памятник всем католикам всех национальностей. Немцы недавно обновили свой памятник, прекрасный камень положили у подножия.
А какие-то памятники пока так и не поставили.

Просто не нашлось мотора, человека, который бы взялся довести это до конца.

А.Я.Разумов: Конечно. Но, может быть, не случайно не нашлось. Мне коллеги часто задают те же вопросы, которые вы мне задаете. Почему стоит то, а почему не это? Может быть, не вызрела идея, к ней никто не обратился. Может быть, не так больно звучит нужная струна. Придумывать что-то искусственно, специально за всех и для всех - это совершенно не тот ход, мне кажется.

Зато открыты пути. И кое-то придумано близкое.

У входа внутри кладбища стоят по правую сторону четыре флагштока. Сначала один появился, потом второй, сейчас четыре. Поставил их директор кладбища Валерий Анатольевич Артёменко. Молодец. Три флага - понятно было, какие поднимать: Россия, Петербург и Ленинградская область. Четвертый флаг подарили новгородцы. Флаги поднимаются в дни торжественных посещений кладбища. Мы думаем ряд флагштоков здесь продолжить, пусть флагами будут представлены земли, которые входили в Ленинградскую область, откуда возили на расстрел - Вологодская, Псковская, Мурманская, Новгородская. Может быть, ещё Карелия, потому что в 1937 году Карелия находилась в оперативном управлении Ленинградского НКВД, и очень много карельских людей здесь лежит. Может быть, и Тверская - тверичан много.

Когда-то я предлагал сделать в Левашове общий памятник пяти северо-западных земель, которые окружали Ленинградскую область. Наверное, идея была достаточно искусственная. Администрации стали думать: кто какую долю вложит, как этот памятник делать, да мы лучше сами… В итоге не состоялось. У псковичей есть свой скромный крест, который они хотели бы заменить более величественным памятником. Новгородцы поставили свой памятник. Вологодцы поставят. Других, может быть, и не будет. Но флагштоки поставим.
Идея-то в том, чтобы флаги соответствовали и землям России, и памятникам. Пусть не все памятники есть, но мы же мечтали о том, чтобы они появились.

И тогда по левую сторону центральной дорожки мы начали ставить флагштоки, соответствующие национально-конфессиональным памятникам в Левашове. Латвийский флагшток установлен, флаг Латвии подарен консульством. Литовское консульство подарило литовский флаг, ассирийское общество - флаг ассирийской диаспоры… Так флагштоки и протянутся по левую сторону. Здесь же мы поставили фрагмент старого забора, который обновлен, как и звонница. Старый забор тоже не изначальный, но это фрагмент того забора, при котором люди вошли сюда впервые. Пусть видят, что новый примерно такой же.

И большая светлая поляна слева от дорожки могла бы служить для развития иноконфессиональной части кладбища, если возникнут такие идеи. Ради Бога. Кто бы помешал?

Когда-то давно здесь была дорога и проезд в сторону существующей автостоянки. Стоянку создали под проект оформления кладбища в 1996 году, и она осталась заброшенной. Если будет что-то развиваться в этой части, можно бы и дорогу заново проложить, и второй вход открыть, благо, что при обновлении забора были изготовлены ворота, идентичные нынешним. Хранятся про запас.

Наше Левашово - место, согретое памятью. Очень своеобразное. Такое, как сложилось и складывается. Им интересуются и при оформлении или дополнительном оформлении других мемориалов, таких как Бутово под Москвой, Сандармох в Карелии, Дубовка под Воронежем…

Вернусь к храму, о котором мы говорили в начале интервью. Вот письмо из Москвы от коллеги и соратника - составителя восьмитомной Книги памяти «Бутовской полигон» Лидии Алексеевны Головковой: «Получила картинки. Храм очень хорошо вписывается в ландшафт. И вообще он удачный. И в традициях, и явно современный, что-то щемящее есть в этих узких окнах, какая-то острота цепляющая». Лидия Алексеевна по профессии художник. Дорого слышать.

Анатолий Разумов

Народная правда

Беседу вела Алина Бериашвили

(Подготовлено на основе материала:
Разумов А. Предание об ужасе // Новгородские ведомости. 2013. 27 ноября.
URL: http://novved.ru/kultura/26970-predanie-ob-uzhase.html)

Цифры в «Архипелаге ГУЛАГ» завышены, но как цельная картина он верен, считает коллега Александра Солженицына по работе над книгой

Анатолий РАЗУМОВ, старший научный сотрудник Российской Национальной библиотеки, руководитель Центра «Возвращённые имена», при РНБ, побывал в Великом Новгороде в рамках презентации 13-го тома Книги Памяти.

Историк и археолог, он уже многие годы занимается поиском сведений о погибших и пропавших без вести во время репрессий и войн. Кроме того, именно он был редактором именного указателя к «Архипелагу ГУЛАГ». В преддверии 95‑летия Александра Солженицына (род. 11 декабря 1918 года) Анатолий Яковлевич рассказал «НВ» о своей с ним работе:

Солженицына как писателя открыл в юности, когда мне дали почитать на ночь два рассказа, опубликованных в «Новом мире», но на тот момент уже изъятых из библиотек: «Матрёнин двор» и «Один день Ивана Денисовича», - вспомнил он былое. - Меня в те годы преследовало неприятное чувство, будто в русской литературе после шедевров XIX-XX веков образовался страшный разрыв. Часть выходившей тогда советской литературы я просто пропускал, а русская зарубежная была малодоступна. Это с одной стороны. А с другой, было чувство, будто рядом с нами существует большой прекрасный пейзаж, но нет возможности его разглядеть, он тут и там перегорожен заборами. После рассказов Солженицына будто упали заборы, и открылся полный русский пейзаж: литературная традиция жива.

- Но познакомились вы с Александром Исаевичем, судя по вашему возрасту, позже?

Гораздо позже. Первая встреча - это 1996 год. Тогда он приезжал в Санкт-Петербург с Наталией Дмитриевной, выступал в Российской национальной библиотеке, и я помогал этой поездке состояться. Потом были нечастые разговоры по телефону, А.И. дарил новые книги. Но главное для меня было впереди. Шло время после возвращения Солженицына в Россию, был издан на родине «Архипелаг ГУЛАГ», но не были названы, как обещалось в первом издании, имена помощников Солженицына - свидетелей лагерных ужасов. А ведь «Архипелаг Гулаг» воспринимался как книга, в которой можно найти информацию о погибших и пропавших без вести во время репрессий. Естественной оказалась идея составить именной указатель к книге. Энтузиасты, а прежде всего - библиограф Надежда Григорьевна Левицкая, создали указатель. Александр Исаевич и Наталия Дмитриевна предложили мне редактировать и подготовить его для включения в книгу.

- Как долго продолжалась эта работа?

Предложение поступило в 2005 году, для меня это огромные были и честь, и задача. Решился сразу, но потом долго искал форму подачи справок и работал. Когда подготовил первые две буквы, отвёз на оценку Александру Исаевичу. Он принял форму указателя, ответил на вопросы, сказал: «Завершайте, и опубликуем». В 2007 году впервые «Архипелаг» вышел с именным указателем. Очень важная веха в моей судьбе, ведь я занимаюсь Книгами Памяти о репрессированных, а «Архипелаг ГУЛАГ» - можно сказать, матерь подобных книг.

- То есть в этом указателе имена всех, с кем Солженицына свела судьба в ГУЛАГе?

Информация обо всех, кто упоминается в книге - заключенные, палачи и люди, которые не входили в эти категории, - о каждом понемногу. Я - не мемуарист, конечно, но скажу, что работать с таким автором, как Солженицын, - великое наслаждение. Его острый ум, ирония, мгновенная реакция на какие-то предложения запомнились навсегда.

- «Архипелаг ГУЛАГ» - это эпос. Подзаголовок дал сам автор - «Опыт художественного исследования». Я беседовал на эту тему с Александром Исаевичем, да и сам думал много, потому что, когда готовил именной указатель, неизбежно сталкивался с неточностями. Но моя позиция состояла в том, что «Архипелаг ГУЛАГ» - литературный памятник, он уже сложился, к читателям пришёл именно в таком виде. Можно исправить некоторые явные неточности, однако целостность текста необходимо сохранить. Солженицын в ответ рассказывал, в каких условиях шла работа над книгой, как книга перепрятывалась с места на место, как вносились правки. Источников открытых, минимум - архивных, данных нет, есть официальные советские книги, есть воспоминания свои и других свидетелей. Солженицына не смутил и ряд отличий именного указатели от того, что есть в книге: «Указатель - это указатель, он сделан гораздо позже и может уточнять текст».

«Архипелаг ГУЛАГ» - это предание об ужасе. Да, цифры в нём завышены, как всегда бывает в эпосе, предании, однако одновременно это и верно. Очень близко к понятию «народная правда». Вот Солженицын говорит, что все население ГУЛАГа было размером со среднее европейское государство. И, конечно, кто-то радостно начнёт сегодня спорить, что это неправда, что не пять, не три миллиона человек сидели, а один, что если мы посмотрим, сколько на 1 января такого-то года было заключенных в ГУЛАГе, то ни о каком сравнении с Грецией или Швецией не может быть речи... А если рассмотреть все виды неволи в такой-то год?! «Архипелаг ГУЛАГ» - нарицательное понятие для жуткой неволи, это ведь не только концлагерь. Тогда, возможно, и Греции будет мало... Несмотря на непопадание в точку в ряде оценок цифровых (а где точка? Нам неизвестны точные потери населения ни в войнах, ни в репрессиях), «Архипелаг» оказался как художественное осмысление, как цельная картина верен. Так же верен, как то, что репрессированы миллионы. И это самое главное...

Что касается новейшей литературы о репрессиях, А.И. не только прекрасно знал о ней, но и принимал участие в её издании. Сам составил сборник воспоминаний «Поживши в ГУЛАГе» (2001), написал предисловие к семитомному собранию документов «История сталинского Гулага» (2004).

Имя Солженицына сегодня воспринимается нами прежде всего в связи с «Архипелагом», оцениваются также в основном его взаимоотношения с советской властью. Но, если вспомнить его знаменитое выступление в Госдуме, начинает казаться, что образ Солженицына и в наше время упрощается.

На мой взгляд, самое главное, что Солженицын сейчас востребован, а уж чему в его творчестве отдать приоритет, каждый решает сам. Однажды меня пригласили в районную библиотеку на Васильевском острове на годовщину издания «Архипелага», Там, как и всегда на юбилеях, на витринах были выставлены книги Солженицына. И библиотекари просили меня не обращать внимания на то, что книг так мало - все остальные разобраны. Это было довольно давно, но тем и интереснее. Или вот случай: как-то выступала редактор издательства «Время», выпускающего собрание сочинений Солженицына. И сказала, что в трудное для книгоиздания время они во многом удержались именно благодаря спросу на книги Солженицына.

Кто-то к Солженицыну упорно предъявляет претензию, что, мол, ничего из его слов не вошло в общий обиход. А «Как нам обустроить Россию»? Как он произнёс, так все и говорят. Именно он дал определение «олигархический» механизму, который начал складываться в политике. Тогда и определение казалось странным, однако это - по-прежнему часть нашего существования.

Пять лет, как ушёл Солженицын, 95 лет - со дня рождения, 40 лет, как впервые издан «Архипелаг ГУЛАГ». Все события незабываемы.

Фото из архива «НВ»

Анатолий Яковлевич Разумов (р. 1954) — советский и российский историк, специалист по периоду массовых репрессий в СССР; составитель книги памяти жертв сталинских репрессий «Ленинградский мартиролог» и базы данных «Возвращённые имена», руководитель центра «Возвращённые имена» при Российской национальной библиотеке, один из создателей и историк мемориала «Левашовская пустошь».

Мы мало что знали. А когда открылась правда, не захотели поверить. Об ответственных за Большой Сталинский террор на Новгородчине

Кто отвечает за государственный террор. Может быть, Сталин не знал?

Члены редколлегии новгородской Книги памяти жертв политических репрессий, читатели и авторы воспоминаний просили написать о тех, кто несёт ответственность за злодеяния государства. Задача Книги памяти - называть имена репрессированных. Почти все имена погибших, пропавших без вести и пострадавших от репрессий на Новгородчине названы в пятнадцати томах Книги памяти. Готовится 16-й том со сводным указателем имён. К именам злодеев обращаемся второй раз (см. в 11-м томе очерк «Организаторы и исполнители политических репрессий на Новгородской земле»). Время подходящее: в 2017 отметили столетие переворота российской истории, создания карательных органов и 80-летие Большого Сталинского террора; в 2018 отмечаем столетие Красного Ленинского террора.

Сопоставьте данные о репрессированных в новгородской Книге памяти, сводные хронологические таблицы. Увидите, что период Сталинского террора 1937-1938 - наиболее кровавый. Работаю в Центре «Возвращённые имена» при РНБ, отвечаю на письма, звонки и принимаю посетителей. Две сестры, у них расстрелян отец. Говорим о массовых расстрелах в СССР. В конце беседы одна из двух - помолчав, робко и с некоторой надеждой - спрашивает: «Вы много читали. А, как вы думаете, может быть, Сталин не знал?». Знал. Он был организатором террора.

Организаторы террора Ленин и Дзержинский, организаторы террора Сталин, Ворошилов, Вышинский, Жданов - лежат на Красной площади в Москве. С них и начинать разговор о злодеяниях. В 2013 я был экспертом при формировании Федеральной программы увековечения памяти жертв политических репрессий. Помню, что записано в Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий в 2015: «Недопустимыми являются продолжающиеся попытки оправдать репрессии особенностями времени или вообще отрицать их как факт нашей истории». Это относится и к попыткам оправдать организаторов репрессий.

Кто несёт ответственность за проведение карательной операции на Новгородчине в 1937-1938

В этот период Новгородчина, за исключением Холмского района, входила в состав Ленинградской области. За проведение карательной операции несут ответственность:

Политбюро ЦК ВКП(б). Прежде всего И.В. Сталин, В.М. Молотов, Л.М. Каганович, К.Е. Ворошилов, А.А. Жданов. Они визировали списки на предание суду Военной коллегии, приняли решение о карательной операции, утвердили приказ НКВД с планами на расстрелы и посадки в лагеря;
- Ленинградский обком ВКП(б). Вторые секретари - П.И. Смородин, А.А. Кузнецов, Т. Ф. Штыков - входили, сменяя друг друга, в состав Особой тройки при Управлении НКВД;
- Прокуратура. Прокурор СССР А. Я. Вышинский санкционировал суды Военной коллегии, выступал на показательных процессах, утверждал, вместе с наркомом внутренних дел Ежовым, приговоры «двоек». Прокуроры области Б.П. Позерн, М.Д. Балясников входили в состав Особых троек; прокуроры Ленинградского военного округа давали санкции на репрессии;
- военюристы Военной коллегии Верховного суда СССР во главе с В.С. Ульрихом; члены военных трибуналов;
- судьи Ленинградского облсуда; судьи линейных судов;
- Наркомат внутренних дел СССР во главе Н.И. Ежовым. Ежов не был самостоятельной фигурой - Сталин выдвинул, Сталин убрал - однако имя Ежова стало нарицательным. - Руководство Управления НКВД по Ленинградской области во главе с Л.М. Заковским, а затем М. И. Литвиным: руководители отделов, оперсекторов и районных отделов;
- следователи, сочинявшие лживые протоколы допросов в «ускоренном и упрощенном порядке» по присланному из Москвы образцу;
- секретные осведомители, бывшие на связи со следователями;
- свидетели, решившиеся лжесвидетельствовать в судах;
- энтузиасты-доносчики, увлечённые радио- и газетной пропагандой борьбы с «врагами народа»;
- палачи-расстрельщики;
- конвоиры и тюремщики.

Многие были одновременно и организаторами, и исполнителями террора.

А зачем они это делали?

Такой вопрос задал мне во время урока памяти один из учеников старших классов школы № 2 города Кировска.

Большой Сталинский террор есть результат саморазвития так называемого первого в мире государства рабочих и крестьян.

В 1936 была принята новая, Сталинская конституция.

В юбилейном 1937 должны были состояться выборы в Верховный Совет СССР, объявленные как всеобщие, тайные и равные.

К выборам Сталин и его товарищи приурочили карательную кампанию: в течение четырёх месяцев, начиная с 5 августа 1937, в стране должны были расстрелять («первая категория») или посадить в лагеря («вторая категория») всех неблагонадёжных, состоявших на учёте в НКВД. «Погромить» - согласно лексикону Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталина.

В республиках, краях и областях СССР создавались «тройки» в составе начальника НКВД, прокурора и партийного секретаря.

К концу второй «сталинской пятилетки» в стране не должно было остаться представителей старых классов. Кто мог подумать, что имелось в виду поголовное уничтожение.

Одновременно с внесудебными приговорами Особой тройки, в Ленинграде готовились списки «шпионов, диверсантов, вредителей и террористов» по национальным линиям: «поляки», «эстонцы», «финны», «немцы», «латыши», «харбинцы», «РОВС - члены Русского общевоинского союза», «англичане», «иранцы», «сборные» списки. Их утверждала Комиссия НКВД и Прокуратуры СССР.

Большой Сталинский террор был отражением Красного Ленинского, только в иное время. Когда-то провозгласили «победу социалистической революции», теперь - «победу социализма». Там - «внешние и внутренние враги», и теперь они повсюду. Там лозунг «смерть шпионам!», теперь - «шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца!». Наконец, там Ленин заключил Брестский мир с Германией, а тут Сталин заключит в 1939 договор «О дружбе и границе» с Гитлером.

Отгремели юбилейные торжества и выборы. Но карательная операция продолжилась. 30 января 1938 Политбюро ЦК ВКП(б) приняло новые планы по расстрелам и посадкам в лагеря. Планы предполагалось выполнить одновременно с громким показательным процессом в марте 1938. Однако и весной не остановились. Карательная операция в СССР завершилась осенью 1938, последний массовый расстрел в Ленинграде состоялся 6 ноября. За полтора года в Ленинграде и по приказам из Ленинграда были расстреляны более 45 тысяч человек.

Как проводили репрессии на Новогородчине

О том, как проводили показательные процессы над «вредителями в сельском хозяйстве», смотри очерк «Размышляя о чудесных перспективах тридцать седьмого года» в 10-м томе новгородской Книги памяти. Население должно было из газет узнавать о «врагах народа» и радоваться, что во всех бедах виноваты местные руководители.

О тайной стороне новгородских репрессий лучше всех высказался один из моих посетителей, Владимир Алексеевич Волков. Пришёл, помню, и задал вопрос: «У меня расстреляли отца, дядю, брата матери и его жену. Объявили их контрреволюционной группой. Но ведь это семья, какая же это группа?». Я в ответ: «Да следователю какое дело? У него план, начальство, планы Москвы… Вот и сочинил, что группа». В следующий приход Волков говорит: «Знаете, я понимаю, что план у следователя, и начальство, и планы Москвы. Но ведь это семья. Какая же они группа». Так несколько раз, к тому же Владимир Алексеевич был тяжело болен. И я сказал: «Напишите всё, что узнали и что думаете об этом старорусском деле». Он подумал и написал: «Семейная группа четырёх».

Где и как расстреливали новгородцев

Большую часть новгородцев после утверждения расстрельных приговоров «тройки» и «двойки» конвоировали в Ленинград, на Нижегородскую, 39. Приговоры не объявлялись. Знали только, что переводят с места на место, тюрьму на Нижегородской считали «пересыльной». Конвоированием занимался 225-й конвойный полк. Мне понадобилось двадцать лет работы, чтобы сделать вывод: расстреливали на Нижегородской. Эта тюрьма стоит не на виду, обеспечена удобными подъездами для подачи машин и вагонов с заключёнными. А в то время составляла единый комплекс с Патолого-анатомическим институтом и Военно-медицинской академией. Признанное место погребения расстрелянных в Ленинграде - Левашовское мемориальное кладбище. От Нижегородской туда 12 километров, обычное расстояние до крупных могильников НКВД.

Жителей Ленинграда переводили на Нижегородскую прямо перед расстрелом. Вот свидетельство Бориса Крейцера: «В средних числах сентября того же года меня перевели в тюрьму № 3, находящуюся на Нижегородской улице. В тот же день, в который меня привезли в тюрьму № 3, я около двух часов ночи был вызван и поставлен в коридоре, где находилось много других неизвестных мне лиц, преимущественно дальневосточных национальностей. Все эти лица, а так же и я, стояли попарно. Когда все были выстроены, то от нас отобрали личные вещи, которые свалили в одну кучу. Затем какой-то сотрудник из обслуживающего персонала тюрьмы связал мне верёвкой за спиной руки, после чего другой, спрашивавший биографические данные у стоявших в коридоре заключённых, подошёл ко мне и стал спрашивать мои фамилию, имя, отчество, год рождения, место рождения, национальность и другие данные».

В Ленинграде расстреляны тысячи новгородцев.

Более 1200 новгородцев расстреляны в Новгороде, более 500 - в Боровичах. В других городах Ленинградской области практически не расстреливали. Акты о расстрелах в Новгороде исполнены на ленинградских бланках и подписаны начальником Новгородского горотдела Глушаниным, акты о расстрелах в Боровичах подписаны комендантом Робочим. Каждый год в День памяти 5 сентября члены Общества реабилитированных Новгородской области приезжают в Левашово. Приезжайте и вы. Массовое погребение расстрелянных в Новгороде помогал искать Юрий Алексеевич Дмитриев. Пока не нашли. Как расстреливали и как закапывали трупы в Ленинграде, Новгороде и Боровичах, нам практически неизвестно. Однако ленинградские палачи-орденоносцы Матвеев, Алафер, Шалыгин неоднократно работали на выезде. Из того, что мы знаем о расстрелах в Медвежьегорске, ясно, что это были не казни, а массовые убийства.

Технология расстрелов по-медвежьегорски. Сандармох

Медвежьегорская (БелБалтлаговская) опербригада для массовых расстрелов была создана в августе 1937 и насчитывала около 30 человек. Одни отвечали за подготовительные работы в лесу (рытьё ям, костры), другие за вывод из камер изолятора и связывание верёвками, третьи - за конвоирование, четвёртые - за расстрел. Ещё были шофёры и проводники служебных собак. У всех отобрали дополнительные подписки об обеспечении строжайшей секретности. В распоряжении опербригады были две трёхтонки и одна легковая машина. Расстреливали начальник 5-го отделения (по борьбе с побегами) И.А. Бондаренко и зам. начальника 3-го отдела А.Ф. Шондыш, бывший следователь Ленинградского ГПУ. На легковой машине ездил старший из начальников, принимающих участие в расстрелах. Спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шофёрам и конвоирам. Исполнители приговоров, видимо, получали больше. Бондаренко однажды получил премию в 250 рублей.

По прибытии ленинградской опербригады (Матвеев, Алафер и др.), к ней была придана медвежьегорская. В число обычных средств, которые использовались в Медвежьей Горе, входили верёвки для связывания, верёвочные петли и тряпки (полотенца) - для придушивания кричавших. Избивали руками, ногами, оружием. При Бондаренке всегда была железная трость длиной около метра, толщиной около сантиметра, остроконечная с одного конца и с молотком и топориком с другого.

Матвеев привнёс ленинградский опыт. Были изготовлены две берёзовые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см. В Медвежьей Горе их называли «колотушками», «вальками», «деревянными палками» и использовали для «успокоения», «усмирения» при малейшем поводе и без повода. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям. От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали. Ещё страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая - гранёная, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого). От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивались ключицы. Особым приёмом стало протыкание тела острым концом трости.

Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и у расстрельных ям.

В изоляторе ББК можно было разместить 200-300 или более человек для подготовки к расстрелу. Действия совершались в комнате опроса и «установления самоличностей» (она же «комната вязки рук», канцелярия изолятора), «комнате вязки ног» и в «ожидальне».

Из дежурной комнаты вызывали заключённого с вещами, спрашивали о профессии и говорили, что ведут на осмотр врачебной комиссии. В «комнате вязки рук» за столом сидели начальники операции и задавали обычные вопросы по «установочным данным». После сверки данных опрашивающий произносил условную фразу: «На этап годен». Тут же двое хватали заключённого за руки и резко выворачивали их назад. Третий немедленно связывал руки. Люди кричали не только от боли, но и просили объяснений: «Зачем вяжете?». Сидящий за столом доставал колотушку, просил подвести заключённого поближе и со всей силы ударял по голове. В случае крика один из чекистов хватал заключённого за горло и душил. В случае попыток сопротивления набрасывались все, кто был в комнате, и избивали до потери сознания. Забитых насмерть выносили в уборную. В «комнате вязки рук» отбирались деньги, часы, другие ценные вещи и складывались в ящик начальственного стола. Затем заключённого тащили в следующую комнату. Снимали оставшуюся верхнюю одежду и связывали ноги. Подготовленных таким образом усаживали или укладывали в «ожидальне». Время от времени в ожидальне били колотушками всех подряд. Когда набиралось 50-60 человек, конвоиры начинали грузить (носить на плечах) в кузов каждой грузовой машины по 25-30 человек. В кузове были скамейки, но усаживали на них редко - на тряской ухабистой дороге связанным сидеть было трудно. Обычно всех укладывали штабелем и накрывали брезентом. На каждую машину полагались по четыре конвоира и проводник с собакой.

Ночью караван из грузовых и замыкавшей их легковой машины выезжал из ворот изолятора. Никого из заключённых не имели права вернуть обратно.

Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в лёгком песчаном грунте. Подле ям разводили костры. Приезжали машины, их подавали к ямам.

Расстреливали Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. «Культурное» объяснение Матвеевым процедуры расстрела выглядит так: «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли». Но так можно было бы поступить со здоровыми и загипнотизированными людьми. На деле было не так. Заключённых подносили или подтаскивали к яме. В это время не все из них даже подавали признаки жизни. Тех, кто казался ещё бодрым или что-то говорил, били по голове колотушкой. Особо ненавистных избивали чем попало и сколько хватало сил. Подавали на дно ямы. Там укладывали половчее и стреляли в упор в голову. Было и такое: клали на край ямы головой над ямой и стреляли. Если связанный пытался отодвинуться от ямы, ногами толкали его обратно и стреляли.

За ночь машины делали несколько рейсов. К четырём утра операцию заканчивали.

В 1997 Юрий Дмитриев нашёл это место. Мемориальный комплекс назвали Сандармох. День памяти здесь всегда отмечают 5 августа. Приезжайте. Поддержим Дмитриева, сохраним Сандармох, создадим новую Книгу памяти.

Краткий список ответственных за террор

Алафер Георгий Леонгардович (1900-1973) - с 1930 дежурный комендант, с 1933 пом. коменданта ПП ОГПУ (УНКВД ЛО), палач-расстрельщик, мл. лейтенант ГБ. Награждён знаком «Почётный чекист» (1934), орденом Красной Звезды (1936), орденами Ленина и Красного Знамени (1945). Расстреливал в Ленинграде и в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён ценным подарком за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией». После войны жил в Ленинграде.

Балясников Михаил Дмитриевич (1902-?) - первый секретарь Тосненского райкома ВКП(б), с июля 1938 в аппарате Ленинградского обкома ВКП(б). Прокурор области с сентября 1938 по 1944. Член Особой тройки УНКВД ЛО в октябре-ноябре 1938.

Бельдягин Григорий Яковлевич (1900-?) - нач. Старорусского РО НКВД, затем зам. нач. Псковского окротдела УНКВД ЛО, лейтенант ГБ. Осужден в 1940 на 10 лет ИТЛ, в 1941 осуждён вторично.

Бондаренко Иван Андреевич (1900-1939) - уполномоченный 3-й части Соловецкого отделения УСЛАГа, с 1933 в 3-м отделе Белбалткомбината, нач. 5-го отделения в 1935-1938. Член медвежьегорской расстрельной опербригады, садист. Арестован 18 марта 1938. Приговорён 24-30 мая 1939 к ВМН. Расстрелян в Петрозаводске 20 октября 1939. Не реабилитирован.

Бранинов Василий Степанович (1893-?) - нач. Боровичского РО НКВД, нач. опергруппы по Боровичскому оперсектору, ст. лейтенант ГБ, член бюро райкома ВКП(б). Ему были адресованы предписания на расстрелы в Боровичах. Награждён знаком «Почётный чекист» (1937), орденом Красной Звезды (1936), орденами Ленина и Красного Знамени (1945). После войны жил в Ленинграде.

Бударин Василий Иванович - командир отделения пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка. Конвоировал заключённых.

Васильев Степан Васильевич (1904 -?) - надзиратель ДПЗ УНКВД ЛО, младший комвзвод, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён пистолетом Коровина за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Ворошилов Климент Ефремович (1881-1969) - член Политбюро (Президиума) ЦК ВКП(б) - КПСС в 1926-1960, нарком обороны СССР в 1934-1940. Кавалер 8 орденов Ленина. Похоронен на Красной площади в Москве.

Воскресенский Николай Петрович (1894 -?) - шофёр УНКВД ЛО, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён часами за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Вышинский Андрей Януарьевич (1883-1954) - Прокурор СССР (1935-1939) и член главной «двойки» - Комиссии в составе Наркома внутренних дел и Прокурора СССР (1937-1938). Награждён орденом Ленина 20 июля 1937 за «успешную работу по укреплению революционной законности и органов прокуратуры». Кавалер 6 орденов Ленина. Похоронен на Красной площади в Москве.

Гарин (Жебенев) Владимир (Иван) Николаевич (1896-1940) - чекист с 1919, зам. начальника УНКВД ЛО с 13 декабря 1936, ст. майор ГБ, член Особой тройки УНКВД ЛО в 1937-1938. Член ЦИК СССР. Награждён орденом Красного Знамени (1928), 2 знаками «Почётный чекист» (1926, 1932). Согласно приказу по УНКВД ЛО, лично руководил карательной операцией в области. Начальник Сорокского ИТЛ со 2 июня 1938. Умер своей смертью. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Глушанин Владимир Николаевич (1897-?) - уроженец ст. Котельниково, окончил Казанское пехотное училище, подпоручик царской армии, член ВКП(б) с 1918, в органах ГБ с 1920. В 1937-1938 нач. Новгородского горотдела УНКВД ЛО и нач. опергруппы по Новгородскому оперсектору (горотдел и районы Новгородский, Крестецкий, Чудовский, Мало-Вишерский, Солецкий, Шимский). Ему были адресованы предписания на расстрелы в Новгороде. На партконференции в мае 1938 говорил: «Бить врага надо метко, так, чтобы корешки не спрятались никуда». Зам. нач. управления пожарной охраны УНКВД ЛО с 27 июня 1938. Уволен из ГБ 14 марта 1940 с должности нач. 3-го спецотдела УНКВД Ленинграда. В 1940-1941 зам. директора гостиницы «Астория» и директор гостиницы «Европейская». Во время войны нач. спецстроительства 85, нач. управления лагерей военнопленных 4-го Украинского фронта, нач. отдела по борьбе с бандитизмом Эстонской ССР. Уволен 1 августа 1946 с должности зам. нач. по оперчекработе лагеря для военнопленных № 339 УМВД ЛО, подполковник МВД. Нач. камеральной группы, нач. Дальневосточной экспедиции Всесоюзного аэрогеологического треста в 1948-1950. Арестован 6 ноября 1950 за «растрату и антисоветскую агитацию». Осужден 2-3 июня 1952 на 10 лет ИТЛ. Освобождён в 1954, приговор отменён за недоказанностью обвинения. Жил в Ленинграде. Награждён орденом Ленина, 3 орденами Красного Знамени и медалями.

Деревянко Сергей Емельянович - надзиратель ДПЗ УНКВД ЛО, младший комвзвод, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён боевым оружием за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Егоров Михаил Акиндинович (1900-1951) - чекист с 1919, нач. 8-го отдела УНКВД ЛО, секретарь Особой тройки, ст. лейтенант ГБ. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён ценным подарком за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией». Полковник в отставке с 1946. Награждён знаком «Почётный чекист», 2 орденами Красной Звезды, орденом Знак Почёта, орденом Красного Знамени и орденом Ленина (1945).

Ежов Николай Иванович (1895-1940) - секретарь ЦК ВКП(б) с 1935, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) с 1937, нарком внутренних дел СССР в 1936-1938, генеральный комиссар ГБ. Награждён орденом Ленина 17 июля 1937 за «выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий». Арестован 10 апреля 1939. Приговорён 4 апреля 1940 к ВМН. Расстрелян в Москве. Не реабилитирован (вина в «шпионской и террористической деятельности» не доказана, но установлена ответственность как одного из организаторов репрессий).

Ершов Николай Фёдорович - комендант здания УНКВД ЛО, секретарь Адмхозуправления, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён оружием за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Жданов Андрей Александрович (1896-1948) - первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) в 1934-1945, секретарь ЦК ВКП(б), кавалер 2 орденов Ленина. Похоронен на Красной площади в Москве.

Заковский Леонид Михайлович (Штубис Генрих Эрнестович) (1894-1938) - чекист с 1917, нач. УНКВД ЛО в 1934-1938, председатель Особой тройки УНКВД ЛО в 1937, зам. наркома внутренних дел и нач. УНКВД Московской обл. в 1938, комиссар ГБ 1-го ранга. Статьи Заковского о борьбе со шпионами, диверсантами и вредителями в 1937 опубликованы во всех газетах СССР и изданы брошюрами. Награждён 25 июня 1937 орденом Ленина за «образцовое и самоотверженное выполнение важнейших заданий правительства». Имел 2 ордена Красного Знамени (1922, 1932), орден Красной Звезды (1936), 2 знака «Почётный чекист» (1923, 1933). Арестован 30 апреля 1938. Приговорён 29 августа 1938 к ВМН. Расстрелян в Москве в тот же день. Отказано в реабилитации в 1987 (вина в «шпионской и террористической деятельности» не подтвердилась, установлена ответственность как одного из организаторов репрессий).

Каганович Лазарь Моисеевич (1893-1991) - член Политбюро (Президиума) ЦК ВКП(б) - КПСС в 1930-1957. Кавалер 4 орденов Ленина.

Карсаков (Корсаков) Дмитрий Николаевич - в 1937 старшина пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка. Конвоировал к месту расстрела. Приказом по полку 20 декабря 1937 получил благодарность и 50 рублей за «хорошее выполнение спецслужбы и обеспечение боевой подготовки».

Кондратович Алексей Викторович (1900-?) - член ВКП(б) в 1927-1938, чекист с 1925, нач. учетно-статистического отдела ПП ОГПУ в ЛВО в 1933-1934. В августе - начале сентября 1937 секретарь Тройки (Особой тройки) УНКВД ЛО, подписал протоколы заседаний № 1-27. Член Смольнинского райсовета. Награждён боевым оружием от Коллегии ОГПУ и серебряными часами от Ленсовета. Арестован 4 ноября 1938 как «участник антисоветской террористической организации». При обыске на квартире изъяты 16 папок секретных документов о ходе операции УНКВД ЛО: копии 381 обвинительного заключения по делам, законченным и сданным на рассмотрение Комиссии НКВД и Прокуратуры СССР; список 349 человек, на которых имеются компрометирующие материалы; спецсообщения об итогах работы Леноперсектора в июне - августе 1938 и др. Сосед Кондратовича по камере дал показания о том, что тот «очень много рассказывал о деталях и подробностях работы УНКВД ЛО за последние два года […], как проходили последние операции (аресты), по каким признакам арестовывали людей и сажали в тюрьму, как проводились в УНКВД ЛО оперативные совещания […], о работе троек, следственных делах, о том, что буквально десятки тысяч народа расстреляно, о том где хранятся эти документы и отчётности последних лет и т. д. и т. п.». Кондратович наладил в камере перестукивание, узнал и передал другим арестованным о запросе Верховного Совета к Сталину об извращениях в работе НКВД, о снятии Ежова и предстоящем съезде ВКП(б). Осуждён 23 сентября 1939 за «участие в контрреволюционной организации» на 8 лет ИТЛ. Отбывал срок в Вятлаге. В мае 1944 досрочно освобожден. В 1954 - нач. планового отдела торфопредприятия Тесово-2, проживал на ст. Рогавка Новгородской обл. Дело прекращено 28 декабря 1955.

Коркин Пётр Андреевич (1900-1940) - нач. 4-го отдела УНКВД ЛО, майор ГБ, статья Коркина «О подрывной работе иностранных разведок в деревне» от 11 июля 1937 была перепечатана во всех газетах области. С 26 июля 1937 нач. УНКВД Воронежской обл. Кавалер ордена Ленина. Арестован 20 января 1939. Расстрелян 28 января 1940. Не реабилитирован.

Кузнецов Алексей Александрович (1905-1950) - второй секретарь обкома ВКП(б) с 22 октября 1937. Член Особой тройки в марте-июне 1938. Член военных советов Балтфлота, Северного и Ленинградского фронтов во время войны. Секретарь ЦК ВКП(б) в 1946-1949, кавалер 2 орденов Ленина. Расстрелян 1 октября 1950 по «Ленинградскому делу». Реабилитирован в 1954.

Кузнецов Николай Игнатьевич (1908-?) - вахтёр комендатуры УНКВД ЛО, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён пистолетом Коровина за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией»

Лариошин Карп Григорьевич (1906-?) - надзиратель ДПЗ УНКВД ЛО, младший комвзвод, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён пистолетом Коровина и часами за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Левин Константин Лазаревич - в 1937 командир 2-го взвода полуроты пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка. Конвоировал заключённых.

Литвин Михаил Иосифович (1892-1938) - партийный работник, чекист с 1936, нач. УНКВД ЛО и председатель Особой тройки с января 1938, комиссар ГБ 3-го ранга. Награждён орденом Ленина 22 июля 1937 за «образцовое и самоотверженное выполнение важнейших заданий правительства». Кавалер знака «Почётный чекист» (1938). Застрелился 12 ноября 1938.

Малинин Николай Фёдорович - нач. опергруппы Старорусского оперсектора НКВД (районы Старорусский, Волотовский, Поддорский, Залучский, Демянский, Молвотицкий, Лычковский, Валдайский, Дновский, Дедовичский), нач. Управления шоссейных дорог УНКВД ЛО, зам. нач. ГУШОСДОР НКВД СССР с 29 октября 1937. Впоследствии полковник. В 1962-1967 инженер Управления дорожного хозяйства Киевского горисполкома. Умер в 1979.

Матвеев Михаил Родионович (1892-1971) - уроженец д. Волосово Боровичского у. Новгородской губ. После февральской революции 1917 в Красной гвардии, член районной следственной комиссии ЧК в 1918, дежурный комендант ПП ОГПУ в ЛВО в 1927-1929, комендант в 1929-1933, зам. начальника Адмхозуправления УНКВД ЛО, палач-расстрельщик, капитан ГБ. Награждён серебряным портсигаром, оружием «Браунинг» (1927), знаком «Почётный чекист» (1933), орденом Красной Звезды (1936). Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён радиолой с пластинками за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией». Арестован 11 марта 1939. Осуждён 24-30 мая 1939 на 10 лет ИТЛ. Срок снижен 23 сентября 1939 до 3 лет. Наград не лишён. Отбывал срок в Волголаге, освобождён досрочно. Во время Блокады Ленинграда нач. внутренней тюрьмы УНКГБ. Награждён орденом Ленина. Умер в Ленинграде.

Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович (1890-1986) - член Политбюро (Президиума) ЦК ВКП(б) - КПСС в 1926-1957, Председатель Совнаркома СССР в 1930-1941, кавалер 4 орденов Ленина.

Подгорный Андрей Степанович - в 1937 командир полуроты пулемётной роты 2-го стрелкового батальона 225-го конвойного полка, лейтенант. Выполнял обязанности по конвоированию. Приказом по полку 20 декабря 1937 г. получил благодарность и 100 рублей за «хорошее выполнение спецслужбы и обеспечение боевой подготовки».

Позерн Борис Павлович (1882-1939) - Прокурор Ленинградской обл. член Особой тройки и «двойки» УНКВД ЛО в 1937-1938 . Арестован 9 июля 1938. Приговорён 25 февраля 1939 к ВМН. Расстрелян в Москве в тот же день. Реабилитирован в 1957.

Поликарпов Александр Романович (1897-1939) - комендант ПП ОГПУ в ЛВО (УНКВД ЛО) с августа 1933, палач-расстрельщик, ст. лейтенант ГБ. С августа 1937 подписывал единолично акты о расстреле. Награждён знаком «Почётный чекист» (1934), орденом Красной Звезды (1936). Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён ценным подарком за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией». Застрелился 14 марта 1939 после ареста М.Р. Матвеева.

Робочий - комендант Боровичского РО НКВД. Лично расстреливал.

Скурихин Василий Александрович (1904-?) - нач. 8-го отдела и инспектор при начальнике УНКВД ЛО в апреле-июле 1938. Секретарь Особой тройки в мае-июне 1938. Ст. лейтенант ГБ с 5 ноября 1937, капитан ГБ с 15 июля 1938. Награждён орденом «Знак Почёта» 22 июля 1937. Арестован 20 августа 1939. Осуждён 3 мая 1940 на 8 лет ИТЛ. Отбывал срок в Севвостлаге. Амнистирован в 1957.

Смородин Пётр Иванович (1897-1939) - второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), член Особой тройки в августе-сентябре 1937. Первый секретарь Сталинградского обкома ВКП(б) с 15 сентября 1937. Арестован 28 июня 1938. Расстрелян 25 февраля 1939. Реабилитирован в 1956.

Состэ Мартин Янович (1896-1938) - нач. Адмхозуправления УНКВД ЛО до 27 апреля 1937, пом. начальника УНКВД ЛО, майор ГБ с 26 мая 1937, зам. начальника УНКВД ЛО с 7 июля 1937. Отвечал за организацию расстрелов и погребений расстрелянных. Арестован 18 апреля 1938 как «шпион латвийской разведки». Убит на допросе в Лефортовской тюрьме 5 мая 1938. Реабилитирован.

Спиридонов - пом. коменданта УНКВД ЛО Поликарпова. Лично расстреливал.

Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1879-1953) - секретарь ЦК ВКП(б), организатор карательной кампании 1937-1938 в СССР. Похоронен на Красной площади в Москве.

Твердохлеб Андрей Сергеевич - надзиратель ДПЗ УНКВД ЛО, младший комвзвод, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 г. награждён боевым оружием за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Ульрих Василий Васильевич (1889-1951) - чекист с 1918, председатель Военной коллегии Верховного суда СССР в 1926-1948. Награждён орденом Ленина 20 августа 1937 за «успешную работу по укреплению революционной законности и охране интересов государства». Кавалер 2 орденов Ленина. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Урываев Алексей Фёдорович - мл. лейтенант ГБ, оперуполномоченный Порховского РО УНКВД, в 1937 в оперативной группе Старорусского оперсектора, с прикреплением к Старорусской тюрьме.

Уткин Прокопий Михайлович - сержант ГБ в Старорусском РО НКВД, в 1939 нач. Крестецкого РО НКВД, мл. лейтенант ГБ.

Фриновский Георгий Петрович (1908-1942) - брат комкора М.П. Фриновского, с января 1937 исполнял должность начальника штаба, с 7 октября 1937 командир 225-го конвойного полка; с 31 июля 1937 капитан, осенью 1938 майор. Руководил конвоированием. Погиб в Блокаду Ленинграда.

Фриновский Михаил Петрович (1892-1940) - первый заместитель Наркома внутренних дел СССР, комкор (1935), командарм 1-го ранга (1938). Руководил карательной операцией согласно приказу НКВД № 00447. Награждён 2 знаками «Почётный чекист» (1925, 1933), орденом Ленина (1936), 3 орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды (1937). Арестован 6 апреля 1939. Приговорён 4 апреля 1940 к ВМН. Расстрелян в Москве. Не реабилитирован.

Чигинцев Тимофей Дмитриевич (1907-?) - надзиратель ДПЗ УНКВД ЛО, младший комвзвод, член ленинградской опербригады в Медвежьегорске. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён боевым оружием за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией».

Шалыгин Павел Дмитриевич (1897-?) - в Красной армии с 1918, принимал участие в подавлении восстания Антонова, чекист с 1924, дежурный комендант с 1931, пом. коменданта УНКВД ЛО с 1935, палач-расстрельщик, мл. лейтенант ГБ. Приказом по УНКВД ЛО 20 декабря 1937 награждён ценным подарком за «самоотверженную работу по борьбе с контрреволюцией». В 1939-1941 комендант, ст. лейтенант ГБ, затем нач. комендантского управления, уволен в 1947 в звании полковника по состоянию здоровья. Награждён именным оружием, знаком «Почётный чекист» (1934), орденом Красной Звезды (1936), орденами Ленина и Красного Знамени (1945). После войны жил в Ленинграде.

Шондыш Александр Фролович (1902-1939) - чекист с 1928, оперуполномоченный секретно-политического отдела ПП ОГПУ в ЛВО в 1932-1934 (вёл дела краеведов), в 3-м отделе Белбалткомбината с 1935, зам. начальника отдела с 25 июля 1937, секретарь парткома отдела, награждён серебряными часами и именным оружием. Член медвежьегорской расстрельной опербригады. Арестован 18 марта 1938. Приговорён 24-30 мая 1939 К ВМН. Расстрелян в Петрозаводске 20 октября 1939. Не реабилитирован.

Штыков Терентий Фомич (1907-1964) - в 1937 секретарь Выборгского райкома ВКП(б), с июня 1938 второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б). Член Особой тройки УНКВД ЛО в октябре-ноябре 1938. Во время советско-финляндской, Великой Отечественной и советско-японской войн член военных советов армии и ряда фронтов. Посол в КНДР в 1948-1951. Первый секретарь Новгородского обкома, Приморского крайкома в 1954-1959. Кавалер 3 орденов Ленина.

«От неизвестных и до знаменитых, сразить которых годы не вольны, нас двадцать миллионов незабытых, убитых, не вернувшихся с войны», - писал в своём известном стихотворении Расул Гамзатов. Сегодня поисковики, да и простые энтузиасты пытаются восстановить справедливость - найти погибших и пропавших без вести в годы войны и репрессий и сохранить память о них для будущих поколений. Среди них Анатолий Разумов, главный библиотекарь и руководитель центра «Возвращённые имена» при Российской национальной библиотеке (ранее Публичной). Он рассказал нашему корреспонденту о своей деятельности.

Первые шаги

Добрый день, Анатолий Яковлевич. Для меня большая честь беседовать с таким человеком, как Вы. То, чем занимается Ваша команда, очень важно как для участников тех событий, так и для нас, нынешних поколений. А скажите, как возникла идея заниматься поиском имён репрессированных?

Идея возникла примерно в конце 80-х годов, когда распоряжением правительства было разрешено публиковать имена репрессированных в печати. Как раз в то время начали появляться первые публикации о периоде репрессий. Тогда я был одним из составителей сборников «Страницы истории» в Лениздате. Сборники готовились и выходили с 1988 года. Имена расстрелянных в нашем городе начала публиковать в январе 1990 года газета «Вечерний Ленинград» (вскоре ставшая «Вечерним Петербургом»). Я понял, что надо собирать имена в книгу и занялся поиском дополнительных материалов. Доказывал, что библиотека может заниматься поиском данных.

- И каким же образом Вы это доказывали?

Общался с семьями репрессированных, собирал сведения об их погибших или пропавших без вести родственниках. Всю информацию заносил в картотеку, опубликовывал имена репрессированных в определённом порядке - по местам их рождения. Хотел, чтобы о них узнало как можно больше людей в разных городах: в Пскове, в Новгороде, в Вологде, в Мурманске, в Твери, в Таллине, в Киеве, в Минске и других. В ответ получал письма, фотографии, рассказы от откликнувшихся родственников. Так начала формироваться Книга памяти. В 1991 году я получил возможность работать с документами о репрессиях в архиве Госбезопасности. Примерно в 1993 году была готова рукопись первого тома Книги памяти «Ленинградский мартиролог» о расстрелянных в Ленинграде в августе-сентябре 1937 года. В 1995 году удалось издать этот том. Руководитель нашего города Анатолий Собчак присутствовал на презентации тома в библиотеке и вручил первые экземпляры родственникам погибших.

Страницы памяти

- Анатолий Яковлевич, расскажите, чем сейчас занимается Ваш центр?

Мы готовим к изданию тома Книги памяти «Ленинградский мартиролог» и работаем над сайтом «Возвращенные имена». В книгу входят имена репрессированных. Сайт посвящён более широкой теме: здесь опубликованы имена погибших, пропавших без вести и пострадавших от репрессий и войн, а также во время блокады Ленинграда. К нам часто обращаются люди за помощью в поиске информации. Предоставляем им сведения, которые уже удалось найти в архивных документах, или даём совет - куда необходимо «постучаться», чтобы получить информацию своих родных. Это основное дело, на которое направлены все наши силы и которым мы постоянно без устали занимаемся.

- Сколько имён уже вошло в Книгу памяти?

В двенадцати томах помянуты более 51 тысячи репрессированных: расстрелянных, попавших в лагеря, высланных из Ленинграда и области. Тринадцатый том - это сводный указатель имён к двенадцати томам. Хранится Книга в «публичке» и выдаётся семьям погибших, исследователям, а также в архивы и музеи.

- А что включается в Книгу памяти помимо имён?

Воспоминания родственников и друзей репрессированных, биографические справки, написанные исследователями, документальные комментарии и, конечно же, фотографии: семейные и тюремные.

Для того чтобы подготовить хотя бы одну часть такой книги, необходимо проделать большую работу. Вам кто-то помогал в издании Книги памяти?

Готовит и издаёт Книгу памяти Российская национальная библиотека. Помогают нам Комитет по социальной политике Санкт-Петербурга, Князь-Владимирский собор и многие-многие авторы материалов. Над Книгой работает много людей, и все мы по праву считаемся её авторами.

- Книга памяти издаётся в двух форматах: печатном и электронном. Скажите, чем они различаются?

На сегодняшний день печатный проект насчитывает 17 томов. Тринадцатый том мы уже издали, четырнадцатый находится в работе. Есть электронный вариант - это сайт «Возвращённые имена. Книги памяти России» Центра при РНБ. Электронную версию можно поправить, дополнить её новыми сведениями. В этом преимущество сайта перед печатной книгой: книгу издали, и она всегда будет существовать в этом виде. Но уже после того, как книга доходит до читателя, к нам приходят или звонят и пишут родственники репрессированных и исследователи. Мы проверяем информацию и вносим уточнения.

В процессе работы Вы знакомитесь с большим количеством человеческих судеб. А какая из историй поразила Вас больше всего?

Много поразительных историй. На презентации 12-го и 13-го томов «Ленинградского мартиролога» художник Александр Траугот рассказал о своём коллеге, архитекторе и художнике Борисе Крейцере, приговорённом к расстрелу в 1938 году. Его выводили на расстрел, но не расстреляли - отправили в лагеря. Он выжил, рассказал прокуратуре всё, что помнил о допросах и тюрьмах. По его рассказам стало более понятно, как формировались протоколы допросов и куда именно переводили приговорённых перед расстрелом. Несмотря на пережитые испытания, Борис Генрихович вернулся к любимой работе. Крейцер - мастер оформления книг, театральных постановок. Его работы есть в Третьяковской галерее. А сколько таких талантов было злодейски погублено!

- А о своих родственниках пытаетесь найти информацию? Имена Ваших родных занесены в Книгу памяти?

Отыскиваю следы репрессированного, а потом воевавшего брата моей бабушки по отцовской линии. Пока о его судьбе мало что известно. Надежда на архивы и коллег.

Там крест к кресту челом нагнулся

- Есть ли ещё какие-нибудь публикации у Вашего Центра?

Мы готовим и издаём книгу «Левашовское мемориальное кладбище» - о самом большом расстрельном могильнике Советского Союза. Книга выдержала четыре издания и переведена на несколько языков. Также мы собираем все Книги памяти жертв репрессий - по России, Ближнему Зарубежью и Польше. Готовим общий указатель Книг памяти. Этой работы хватает сполна.

К слову, о Левашовском мемориальном кладбище. Насколько мне известно, Вы являетесь одним из попечителей этого места. Расскажите, как оно создавалось?

Когда четверть века тому назад расстрельный могильник стал Левашовским мемориальным кладбищем, его начали посещать горожане. Они повязывали ленточки на деревьях, приносили фотографии и таблички с именами погибших. Хотелось сохранить на этом месте всё то, что сделали простые люди. Так появилась идея о создании общественно значимых памятников. Мы прошли долгий путь согласований, чтобы 8 мая 1992 года поставить и освятить первый такой памятник - белорусско-литовский, в форме креста Евфросинии Полоцкой.

Далее было решено установить русский и польский памятники. В этом меня поддержали не только белорусское и литовское землячества, но и архитекторы. Авторами памятников стали Дмитрий Иванович Богомолов и Леон Леонович Пискорский. Леон Леонович сказал: «Мы поперёд русского памятника польский не поставим. Давайте одновременно. Пусть русский стоит в центре на голгофе, а польский - наклонённый католический крест - будет рядом с голгофой, как единое целое. Потому что это одни репрессии на всех». Так в 1993 году в центре кладбища установили и освятили русский православный и польский католический памятники.

В прошлом году центр «Возвращённые имена» установил памятник генералам, офицерам и нижним чинам русских императорских армии и флота, которые пережили Первую мировую, Гражданскую войны, революцию и дожили до Большого террора. Их расстреляли как стоявших на учёте НКВД царских военных. Скоро будут поставлены памятники православным братствам и православным священникам.

Левашовское кладбище производит сильнейшее впечатление. Недавно приезжали паломники из Франции. Причём не потомки эмигрантов, не родственники погибших на этих местах, а простые французы. Человек пятьдесят. Я водил их по кладбищу, рассказывал о расстрелянных, которых возили сюда тайно и закапывали в больших ямах. В центре кладбища состоялась панихида по погибшим: французы пели вместе со священником на русском языке, затем по-французски. Руководитель французской общины обнял православный крест и долго стоял, прислонившись к нему головой. Такого в Левашове раньше не бывало.

«Самое сложное - это общение…»

Однако основная Ваша работа - это поиск имён погибших и пропавших без вести в годы войны и репрессий. А как происходит поиск имён?

Первоначально я изучил документы, связанные с расстрелами от 1918-го до 1941 года. Поэтому все имена расстрелянных или подлежащих расстрелу, но по какой-то причине не расстрелянных, уже известны. Важно другое - чтобы нашлись свидетели, имеющие сведения о тех временах, родные или знакомые погибших. Они, как правило, сами приходят, зная, чем занимается наш Центр. Редко целенаправленно ищу родственников погибших, ведь не все готовы рассказать о своих семьях. Многие просто боятся. Тем не менее к нам поступает достаточно много материалов. Их хватает для создания книги.

Один из рабочих файлов в компьютере называется «Жди меня». Это не случайно. Большое счастье, когда удаётся соединить родственников, которые десятилетиями ничего не знали друг о друге. Однако чаще всего мы просто даём более точные сведения о судьбе, о кончине и месте захоронения пропавших родных.

Должно быть, поиск имён, составление списков, их обработка, общение с родственниками занимает немало времени. Наверное, с этим под силу справиться только человеку, действительно заинтересованному в каком-то деле. Откуда у Вас такая любовь к истории, к Родине, к людям, сражавшимся за её благополучие?

Это началось еще в школьные годы. Я родился в Белоруссии, учился там. Война со всеми её ужасами - часть семейной памяти. Воевали родственники и по линии матери, и по линии отца. Расспрашивал, пытался представить, как это всё было. К тому же мой отец был военным, служил в ГСВГ (Группа советских войск в Германии). Наша семья жила в Восточной Германии, в Берлине. Удалось побывать в бывших концлагерях, своими глазами увидеть историю с немецкой стороны. Мой учитель музыки (его взяли на Вторую мировую из Консерватории, а его отец воевал на Первой мировой) был хорошим собеседником. Я по-другому взглянул на историю войн: осознал, что человеческое и нечеловеческое есть всюду. Стал думать: почему мы в нашей истории не можем сказать ничего внятного о целом ряде больших имён - общественных деятелях, литераторах, художниках? Почему ничего не знаем о своих концлагерях? Поиск ответов на эти вопросы был частью моих интересов. Поступил на исторический факультет университета, окончил его. Как только стало возможным заниматься своим делом, занялся им.

В любой работе, какой бы милой сердцу она ни была, есть свои «подводные камни». А что в Вашей работе самое сложное?

Самое сложное - общение с родственниками погибших. Им тяжело вспоминать, тяжело говорить и писать. У них разные представления о прошлом. С каждым надо побеседовать. Каждого - услышать. Это самая «больная», но и самая важная часть работы. Без неё наша деятельность вообще была бы невозможна: не чувствовали бы, что это кому-то нужно.

Как Вы говорите, воспоминания вызывают у людей разные эмоции. Как Вам удаётся справиться с этими эмоциями, успокоить родных и узнать у них нужную информацию?

Никогда сам не расспрашиваю, не «вытягиваю» информацию. Но слушаю, слышу. Важно, чтобы они сами рассказали или записали то, что считают нужным. Потом рассказы входят в книгу.

На территории Ленинградской области работает большое количество поисковых отрядов. Центр «Возвращенные имена» сотрудничает с ними?

Да, сотрудничаем. Мой коллега из Казани Михаил Черепанов руководит студенческими поисковыми отрядами. Его ребята работают на местах военных действий в Ленинградской области. Поисковики Черепанова работают и в Кировском районе. Регулярно сюда приезжают. Михаил Валерьевич был составителем Книги памяти о репрессиях в Татарстане и одновременно занимался поисковой работой по войне, у нас близкие взгляды. Бывает, сами поисковики (к примеру, отряд «Шлиссельбург») обращаются за помощью: просят идентифицировать найденные документы или предоставить сведения о родственниках погибших. Иногда удаётся помочь.

«Хотелось бы всех поимённо назвать…»

После того, как имена найдены, сведения занесены в Книгу памяти, вы как-то доносите эту информацию до общественности? Я слышала, Вы проводите церемонии чтения имён. Расскажите, что они из себя представляют?

В нашем городе не все знают о Пискарёвском кладбище, не то что о Левашовском. Много равнодушных, не понимающих значимости нашей работы. Поэтому мы считаем, что необходимо читать вслух имена людей, отдавших свои жизни за то, чтобы мы сегодня жили смелее, умнее и свободнее.

Мы читали имена изначально. Первая панихида на Левашовском мемориальном кладбище состоялась 21 октября 1989 года. С тех пор, как начали издавать Книгу памяти, читаем имена погибших на презентации каждого тома. Думаю, это очень важно. Второй год администрация Санкт-Петербурга включает церемонию «Хотелось бы всех поимённо назвать…» в план городских мероприятий ко Дню памяти жертв политических репрессий.

На церемонии читаются кратчайшие сведения о погибшем или пострадавшем: фамилия, имя, отчество, возраст, где и кем работал, дата расстрела. Очень кратко, меньше, чем в мартирологе. Одна из наших целей - сделать так, чтобы как можно больше людей узнало о прошлом. Чтобы они впоследствии передали память другим. Нас не так много, как хотелось бы. Но нас слушают и слышат.

Участникам выдаются специальные листы с именами репрессированных? Или пришедшие могут называть имена своих родных и близких?

Мы выдаём готовые списки: на одном листе не более пяти имён. Однако каждый может назвать имена своих родных и близких и рассказать о них. На церемонию приходят именитые гости: Олег Басилашвили, Александр Сокуров, Бэлла Куркова, Ульяна Лопаткина, Елизавета Боярская, Сергей Мигицко и многие другие.

Подписи к фотографиям:
1. Соловецкий камень в Санкт-Петербурге.
2. Памятный камень. Первая панихида по погибшим. Служат о. Александр Ранне и дьякон Андрей Чижов. 21 октября 1989 года.
3. Панихида 30 октября 2011 года. Протоиерей Владимир Сорокин. Дети воскресной школы при Князь-Владимирском соборе читают имена новомучеников.
4. Памятный камень. Первая панихида по погибшим. Служат о. Александр Ранне и дьякон Андрей Чижов. 21 октября 1989 года.
5. Памятник Молох тоталитаризма на Левашовском мемориальном кладбище.
6. Анатолий Яковлевич Разумов.

Фотогалерея

Анатолий Яковлевич Разумов (р. 18 ноября 1954, Слуцк, БССР) - советский и российский историк, специалист по периоду массовых репрессий в СССР; составитель книги памяти жертв сталинских репрессий «Ленинградский мартиролог» и базы данных «Возвращённые имена», руководитель центра «Возвращённые имена» при Российской национальной библиотеке, один из создателей и историк мемориала «Левашовская пустошь».

Биография

Родился в семье выходцев из белорусских крестьян. Отец - военный инженер, мать - учительница русского языка и литературы. В 1962-1965 годах жил и учился в Слуцке, затем по месту службы отца: в 1965-1967 годах - в Берлине, в 1967-1970 - в Эберсвальде, в 1970-1972 - в Слуцке и Гродно.

Продолжил образование в Ленинграде, окончил исторический факультет Ленинградского университета имени А. А. Жданова в 1978 году. Работал в «Лениздате», был составителем сборника «Страницы истории».

С 1978 года работает в Российской национальной (Публичной) библиотеке. Живёт в Петербурге.

Научная и общественная деятельность

С конца 1980-х годов занимается историей сталинских репрессий. Инициатор и составитель многотомного издания «Ленинградский мартиролог», основанного на архивных материалах и содержащего биографические, справочные сведения и мемуарные свидетельства о расстрелянных в Ленинграде и Ленинградской области, их фотографии. На основе печатного издания создана электронная база данных жертв политического террора в СССР, подготовленная возглавляемым А. Я. Разумовым центром «Возвращённые имена» при Российской национальной библиотеке.

Разумов занимается исследованиями по истории захоронений на Левашовском мемориальном кладбище, он один из авторов Белорусско-литовского памятника жертвам массовых репрессий, открытого на «Левашовской пустоши» в 1992 году. Установленный на каменной насыпи памятник выполнен в форме лотарингского креста, на нём - таблички с надписями: «Беларусь» и «Lietuva» и венок из колючей проволоки.

Принимает участие в проведении Дня памяти жертв политических репрессий в Петербурге.

Участвовал в подготовке именного указателя к книге А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ».

Около 25 лет Разумов занимался изучением документов по «Делу Таганцева», в 2014 году им были установлены даты расстрелов осуждённых по делу, в том числе Н. С. Гумилёва.

В 2015 году вошёл в состав жюри конкурса на Монумент жертвам политических репрессий, установка которого планируется в центре Москвы.

Награды и премии

• Анциферовская премия (2000)
• Орден Креста земли Марии 5 класса (2012)
• Медаль «Спешите делать добро» (Уполномоченного по правам человека в РФ) (2013)

Печатные труды

• Ленинградский мартиролог, 1937-1938: Книга памяти жертв политических репрессий / отв. ред. А. Я. Разумов; Рос. нац. б-ка. - СПб.: Рос. нац. б-ка, 1995-2015. - Т. 1-13. - ISBN 5-7196-0951-2.
• Именной указатель / сост.: Н. Г. Левитская и В. А. Шумилин; при участии Н. Н. Сафонова, доп. поиск и редакция: А. Я. Разумов // Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956. Опыт художественного исследования: в 3 кн. - Екатеринбург: У-Фактория, 2006. - Т. 3. - С. 522-626. - ISBN 978-5-9757-0163-3.